Я обследовал все берега озера, внимательно приглядывался к каждой «вершине» — может, именно здесь нашла себе убежище рыбина, утащившая у меня снасть, но нигде ни в тот день, ни на следующий свой шестик я так и не обнаружил
И тут я мог сделать вывод, что в моем отхожем озере, кроме той щуки, что сокрушила мой карабин и осталась с крючком и стальным поводком, была и другая могучая рыбина, оказавшаяся способной утащить у меня жерлицу вместе с пятиметровым шестом.
Итак, щук-патриархов, что обитали в моем отхожем озере, мне в тот раз увидеть так и не удалось, но то, что они здесь есть, я уже не сомневался. И эту мою уверенность единогласно поддержали и мои друзья, рыбаки-пастухи: мол, есть там такие черти, что рвут-крушат любую снасть…
Свое отхожее озеро я покинул после почти что недельного промысла все-таки с легкой душой: сколько-то рыбы я здесь поймал, сколько-то сушника насушил, почти убедился, что «Крокодилы Севера» все-таки существуют, а еще почти подружился с медведем, который, выходило, контролировал все таежные угодья вокруг моего отхожего озера…
О том, что кроме меня хозяином здешних мест является еще и медведь, догадался я уже в первый день знакомства с озером: вечером на обратном пути к дому на тропе обнаружил я следы довольно-таки крупного медведя. На следующий день медведь снова проверял, кто и с какой целью явился на его озеро, а там, видимо, убедившись, что ни я, ни мой щенок-крошка не представляют для него никакой опасности, совсем успокоился и тут же решил заполучить с меня дань за пользование его угодьями…
Возле своего присталища уже в самый первый день я отыскал оставленную кем-то здесь старую кошелку, сложенную из еловой дранки, и тут же приспособил ее для хранения пойманной рыбы. Перебираясь с поплавочной удочкой в руках с одной «вершины» на другую, я складывал пойманную рыбу в кошелку. Кошелка с рыбой оставалась все время на берегу, и я даже не задумывался, что кто-то проявит особый интерес к этой самой кошелке. Но вот, обловив очередную «вершину», я возвратился к своей кошелке и не нашел ее на месте. Поискал вокруг и только тут обнаружил чьи-то большие, глубокие следы в сыром мху, что лежал по берегу озера. А там в стороне от берега увидел и свою кошелку, но увы, уже пустую…Хитрый мишка, который, конечно, внимательно следил за мной, дождался, когда я отойду подальше, ухватил кошелку двумя лапами, отнес ее в сторону, вывалил на землю рыбу, употребил ее по назначению и удалился довольный собой в тайгу.
Ежедневные путешествия с утра пораньше в тайгу и в тот же день обратно с рыбой к печи, конечно, утомляли и, оставив свое первое отхожее озеро, которое уже на четвертый день нашего знакомства стало явно отворачиваться от меня, я задумался: не отправиться ли мне куда-нибудь подальше, но только туда, где есть и крыша над головой и печь для рыбы…Мои доброжелатели-пастухи поддержали мои планы и указали тропу к еще одному отхожему озеру по имени Долгое, на берегу которого я и встретил и приличную избушку, и две пригодные для производства сушника печи. Была на Долгом озере и ловкая, удобная лодочка-челночек, хотя и давно состарившаяся, но еще пребывавшая, видимо, в добром здравии, по крайней мере, выбравшись на воду в этой посудинке, я не обнаружил здесь сразу никакой особенной течи.
Совсем рядом с причалом-присталищем в озеро приходил небольшой, но полноводный даже сейчас, по лету, ручей — он приходил сюда из другого озера, что лежало немного повыше Долгого и, судя по всему, этот самый ручей служил обитателям здешнего подводного мира дорогой, по которой они и совершали время от времени свои путешествия из одного водоема в другой.
Добравшись до Долгого озера, ручей сразу терялся среди зарослей кувшинок и белых лилий, затем снова угадывался открытой водой — коридором, немного раздвигавшим подводные заросли. К этой открытой воде я перво-наперво и подвел свое суденышко, тихо остановил его здесь и опустил в воду червя, насаженного на крючок легкой поплавочной удочки.
И озеро тут же ответило мне — поплавок качнулся, а затем быстро ушел под воду. Подсечка — и в лодке первый, правда, не очень великий окунек, пойманный здесь. Затем еще и еще окуни и наконец плотвичка-сорожка. Она вроде бы чуть великовата для живца, но все-таки я настраиваю свою удочку-макалку и отправляю в прогал между листьями кувшинок сорожку, посаженную на крючок.
Поплавок у моей живцовой удочки вовсе не из бересты, как принято здесь — эстетика его куда выше: это большое гусиное перо с аккуратно обточенным пробковым шариком ближе к вершинке. Поплавок скользящий, чтобы удобней забрасывать подальше живца… Живец, оказавшись в воде, сразу принимается подергивать мой поплавок: раз-раз-раз — поплавок дергается все чаще и чаще и упорно стремится к листьям кувшинок. Я догадываюсь, что моя сорожка могла обнаружить поблизости охотника-хищника и теперь хочет укрыться от него. Но охотник опережает жертву — поплавок сразу перестает подпрыгивать, меняет направление движения на противоположное и начинает косо уходить под воду.