Ильяс еще раз подивился бесхитростности юноши. С болью подумал: уж если меня они сумели испачкать, то таких ребятишек, как Аюб, заманивают без особого труда.
— Пулемет, конечно, неплохо, но лучше бы прихватить какого-нибудь главаря — Чоха, Ерофея…
Лицо Аюба расплылось в улыбке, он глядел на Ильяса с неподдельным изумлением.
— Спасибо, дядя Ильяс, — прошептал он. — Спасибо, что поверил мне. — Разве я мог подумать, что ты просто так к бандитам переметнешься. Ты же для всех в ауле— красный герой. В банде догадываются, что дело не совсем чисто… Вот бы Алхаса пригнать, то-то смеху в ауле было. — Вдруг он умолк, вспомнив о своей поездке с Алхасом и Ибрагимом. — Дядя Ильяс, знаешь, где я был вчера ночью? В ауле! Сопровождал туда Ибрагима. А Ибрагим кто, знаешь? Помощник Улагая. И самого Улагая я видел, он встречался с Алхасом, они о чем-то договаривались. Из аула мы с Ибрагимом вернулись сюда ночью и с Улагаем уехали. Я их верст пять сопровождал, не один, конечно.
Это сообщение заставило Ильяса по-иному оценить складывающуюся обстановку. Все окончательно запутывалось. Он понимал, какую опасность представлял сговор контрреволюционеров с бандитами, хорошо помнил, в каком тяжелом положении оказалась их дивизия, когда к белякам переметнулся Махно. И тут вражеские силы объединяются. А что могут сделать они, люди, преданные Советской власти, случайно оказавшиеся во вражеском логове? Ответить было не просто — ведь он по сути ничего не видел, ничего не знал. И нога держит его в землянке. Значит, надо выждать, не торопиться с решением.
— Кто сказал, что это Улагай? Ибрагим?
— Узнал сам, он ведь два года назад был в нашем ауле, мобилизацию проводил. Такого не забудешь.
— Решим так, Аюб. Занимайся пока своими делами, как обычно, слушай в оба уха, все запоминай, все может пригодиться. Сам ничего не предпринимай, ни с кем не вступай в споры, затаись, мне нужно хоть немного ногу подлечить, совсем не ходит она у меня. А за это время что-нибудь придумаем. Согласен?
— Спасибо, дядя Ильяс, что поверил, уж теперь я от тебя не отстану.
Поев и насильно хлебнув из фляжки, Ильяс уснул. А проснувшись, выбрался из землянки, прихватив костыли. Опираясь на них, поджав распухшую ногу, сделал несколько шагов. Вполне терпимо, так и по лагерю можно передвигаться. Однако же требуется навык, и Ильяс трудится до седьмого пота, вышагивая вокруг землянки.
Сделав передышку, достал котелок и, ориентируясь по запаху, как не раз бывало на фронте, направился к кухне. Костыли отлично держат, да и нога не так уж донимает. Впрочем, опираться на нее Ильяс не собирается — нога ему нужна здоровая, крепкая, уж какой ни сложится план действий, многое решат именно ноги. Останавливается неподалеку от шалаша, в котором повар оделяет бандитов варевом, прячется за деревом, наблюдает. Люди шумно едят, переругиваются, кто-то кого-то окликает, кто-то вскрикнул и разразился дикой бранью— его исподтишка огрели костью. Набросившись на обидчика, бандит пытается ухватить его за глотку, вот-вот вспыхнет драка.
— Ша, гады!.. — раздается отрывистый надменный окрик.
Картина резко меняется. Обиженный и обидчик разлетаются в разные стороны, шум вокруг кухни смолкает, слышится лишь сосредоточенное чавканье.
«Кто это? — прикидывает Ильяс. — Ведет себя, как хозяин».
До этой минуты он полагал, что, кроме Алхаса, здесь никакое начальство не признают. О Чохе и Ерофее он слыхал, но и предположить не мог, что кто-либо из них столь авторитетен среди этой отпетой братии. Очевидно, это Ерофей. «Зря покинул землянку, — думает Ильяс, — такому лучше не попадаться на глаза». Но хищный взор Ерофея уже засек человека в буденовке.
— Эй, новичок! Как тебя там, Ильяс, что ли? Ко мне!
Ильяс наваливается на костыли и нехотя ковыляет к Ерофею. Это высокий человек с каким-то прямоугольным лицом — лоб низкий, лохматые черные брови, под ними узко сидящие, глубоко запавшие глаза. Широкий, выступающий вперед, литой подбородок. В причудливой тени, которую отбрасывает колеблющаяся под ветром листва, это лицо кажется высеченным из темного камня. И взгляд каменный. Глаза Ерофея напоминают Ильясу отверстия двустволки — вот-вот пальнет…
— Это что же такое? — Ильяс смерен с головы до ног. — Эт-то что же такое? Ты кто такой?
«Новая провокация», — решает Ильяс. И дает себе слово не сорваться, не натворить новых бед.
— Адыг, — отвечает он, недоуменно пожимая плечами. — Адыг я…
— Адыг… — цедит Ерофей. — Дубина ты! Ты кто такой, что позволяешь себе ходить по нашему лагерю в этом дурацком колпаке? — Ерофей делает шаг вперед и тянет руку к буденовке.
Кровь бросается в голову Ильяса: уж чего-чего, а надругательства над собой он не потерпит. Тверже опирается на здоровую ногу, чуть высвобождает левый костыль. И вдруг вспоминает: срываться нельзя!
— А ты кто такой? — осведомляется Ильяс, делая шаг назад.
— Молчать! — не повышая голоса, но властно и угрожающе командует Ерофей. — Давай сюда свой колпак, паршивец! Жива…
Ильяс не шелохнется. «Только бы не сорваться! — приказывает себе, — только бы не проглотить крючок, брошенный Ерофеем…» Но тут раздается спокойный, чуть насмешливый голос Алхаса:
— Эй, вы там!
Ерофей, Ильяс, а также бандиты, с небывалым интересом наблюдавшие за редкостной сценой, повернулись к атаману: чью сторону он примет? Середины тут, как им кажется, быть не может. Но Алхасу приходилось решать и более сложные задачи.
— Петухи! — роняет он, поравнявшись с Ерофеем. — Лаете друг на друга, как щенки, которые не знают, что у них одна мать.
Он отходит от спорящих, словно решив закончить на этом недоразумение. Вдруг останавливается, и уже совсем иным тоном, тихо, но раздельно и жестко добавляет:
— Ты, Ильяс, не понял Ерофея. Он просто-напросто хотел сказать, что у нас так не одеваются. После обеда тебе выдадут новую одежду и папаху. Сапоги получишь, офицерский костюм, нижнюю рубаху и подштанники. Отобранный при задержании нашими ребятами наган возвращаю, бери, он твой. У нас тут во всем полная свобода, можешь носить не только буденовку, но даже цилиндр или соломенную шляпу. — На лице Алхаса — подобие улыбки. — Вон, смотри, там один во фраке по лесу ходит. Но буденовка может тебе стоить жизни, ведь это — наша главная мишень, в бою свои шлепнут. Чему я учу народ? Какая первая задача? Меть в звезду!
Ерофей самодовольно огляделся, бросил Ильясу:
— Пожрешь и явишься за обновками.
— Я не все сказал, — оборвал Ерофея Алхас, и лицо его порозовело. — Порядок — для всех порядок, Ильяс оденется, как все. Но я хочу, чтобы все знали… — Его холодные глаза вонзились в Ерофея. — Я хочу, чтобы все знали: Ильяс — мой брат!
Обычно Алхас ходит, слегка переваливаясь, грузная плоть давит, ему лень следить за походкой. Сейчас он удаляется, твердо чеканя шаг, подтянутый, грозный.
Котелок Ильяса наполняют вкусным варевом, пахнущим чесноком и бараниной. Усевшись неподалеку от кухни, он с жадностью набрасывается на еду. Да, надо побыстрее набираться сил и действовать. После такого инцидента в ауле пойдет слух, что их земляк — буденновец стал чуть ли не правой рукой атамана, уже и Ерофей не властен над ним. Вдруг приходит мысль: а может, и это — часть все той же «операции», конечной целью которой является убедить всех в том, что Ильяс в банде по своей воле? Он ожесточенно ворочает во рту куски щедро наперченного мяса, прямо из котелка хлебает острую, будто сваренную из колючек подливу и дает себе слово впредь владеть собой при любых обстоятельствах.
К Ерофею его сопровождает фельдшер Степа. По пути рассказывает, где что находится, указывает на землянку Чоха, сообщает, как далеко выбрасываются посты ночью.
— Ты с Чохом еще не виделся? — полюбопытствовал Степа. — У него на тебя особые виды.
Эта новость заинтересовала Ильяса: фельдшер, как он сам сказал, был первым собутыльником Чоха и говорил только то, что знал точно.
— Зачем ему я? — спросил Ильяс.
— Он надумал создать группу подрывников. Ну, диверсантов. Взрывать мосты, здания в городах. Допустим, проникла группа подрывников в город, заложила взрывчатку под здание ЧК, приспособила адскую машину и отошла. А через час-другой — ба-бах. А что? Ты, я вижу, парень серьезный, сумеешь это наладить.