Мне хотелось бы знать, что скажет сегодня правительство в палате общин по вопросу о политике блокады. Никаких отступлений, несмотря на возражения со стороны Америки. Я надеюсь, что это будет сказано. Поскольку французы не живут бок-о-бок с американцами, здесь заметно гораздо больше решимости противостоять американским претензиям, чем в определенных колеблющихся кругах Лондона.
Глава восемнадцатая
Февраль 1916 года.
2 февраля. Извольский очень нервничает из-за Швеции, Сазонов тоже.
3 февраля. Сегодня вечером я встретился на Кэ-д’Орсэ с Извольским и с Титтони; первый очень опасается нападения Швеции на Россию. Я спросил Титтони, были ли среди взятых итальянцами пленных баварцы, и если да, то почему они не были расстреляны, – ведь между Италией и Германией нет войны. Он ответил, что все такие пленники вполне en regie, так как их бумаги показывают, что они «примкнули» к австро-венгерской армии в качестве добровольцев; по его словам, таких добровольцев насчитывают несколько тысяч. Недурная комбинация!
Ради выборного успеха Вильсона американское правительство начинает занимать неприятную и недопустимую позицию, создавая особое международное право американского изделия, специально для осуществления его целей. Я надеюсь, что мы и французы отвергнем американскую идею: торговые суда не в праве иметь орудия для собственной защиты, иначе они будут рассматриваться как военные суда, и суда обязаны останавливаться по приказу подводных лодок. Предусматриваемые американским проектом компенсации со стороны Германии не могут быть ею выполнены. Как может германская подводная лодка обеспечить безопасность команде и пассажирам, прежде чем потопить судно?
Посреди океана или даже в виду берега, но при бурной погоде, лодки не являются безопасным убежищем. Ожидают, чтобы мы смягчили нынешнюю форму нашей блокады, специально ради выгоды Америки, ради повышения тех огромных барышей, которые она на нас же зарабатывает.
5 февраля. Жюль Камбон против репрессалий по отношению к немцам за их жестокость в воздушной и подводной войне; он за то, чтобы мы не пачкали своих рук, дабы нейтральные могли делать выгодные для нас сравнения между нашим поведением и поведением немцев. Он не возражал бы против легкой бомбардировки какого-либо германского города, которая напомнила бы немцам, что может быть сделано, но он против систематических репрессий.
7 февраля. Я удостоверился в том, что целью беседы Ллойд-Джорджа с Брианом, при которой присутствовали Бонар-Лоу и Робертсон, была попытка отговорить Бриана от серьезных наступательных действий из Салоник и убедить его сосредоточить все усилия на французском фронте: попытка эта не имела никакого успеха, так как Бриан оставался все время загадочным. Упорно держится слух, что дни Жоффра сочтены, и что он будет заменен Лиотэ из Марокко.
Я имел беседу с дель-Муни,[57] который сказал мне, что он оставил свое уединение ради попытки наладить лучшие отношения между Францией и Испанией. Его аргументы сводились к следующему: Германия ведет в Испании активную политику против Франции и Англии, она тратит много денег и привлекла на свою сторону священников и клерикальную партию. Она проповедует, что страна, не имеющая идеалов, неизбежно гибнет. Испания должна иметь идеалы и справедливое честолюбие, но на ее пути стоят Франция и Англия. Франция – в Танжере и в Марокко, Англия в качестве хозяина Гибралтара и вследствие ее договоров с Португалией, которые препятствуют созданию какого-либо подобия Иберийского Союза. Эта германская кампания, по мнению дель-Муни, представляет большую опасность для дела Антанты. Испания фактически выгнана Францией из Марокко, а Танжер является больным местом испанцев. Он говорил об этом с президентом Французской республики и с Брианом, но те посоветовали ему подождать до окончания войны. Но тогда будет поздно, так как, если Германия будет бита, Франция не предложит Танжера Испании. Идеал испанцев, на осуществление которого полностью они, однако, не надеются, это соглашение с Португалией с целью создания конфедерации государств (Португалия сохраняет при этом свои суверенные права) и овладение Танжером, частью Марокко, а также Гибралтаром. Я прервал своего собеседника, сказав, что присоединение Гибралтара невозможно: даже в том случае, если бы Германия победила, она не отдала бы Гибралтара Испании, а взяла бы его себе. Он согласился, что Гибралтар – недостижимая мечта. Но он добивается немедленно го обещания, что Танжер войдет в состав испанской зоны, чтобы этим обещанием положить конец германской пропаганде; остальные же вопросы, как, например, вопрос о превращении некоторой части Марокко из французской в испанскую, соглашение с Португалией с согласия Англии, а также некоторые возможные колониальные приращения должны быть обсуждены по окончании войны.
12 февраля. Я видел хорошо осведомленного джентльмена из Швейцарии; он сказал, что швейцарцы-французы очень возбуждены против своих немецких соотечественников из-за того, что швейцарское правительство поместило вклады сберегательных касс в германские займы. Опасаются возможности революции. Французско-швейцарские войска посылаются в германскую Швейцарию и наоборот. Опасаются, что в случае революции Германия сможет использовать момент для прохода во Францию через Базель; все это преувеличено, но тем не менее серьезно.
13 февраля. Из газет я не могу вылепить, принял ли Вильсон германские предложения относительно «Лузитании», или нет. Быть-может Гауз указал, что принятие условий восстановит популярность Вильсона среди немцев, и что, поскольку мы отвергнем условия, согласно которым наши торговые суда должны быть не вооружены, он не может рассчитывать навязать их нам. Я не думаю, чтобы он смог привести в исполнение свою скрытую угрозу: рассматривать торговые суда, имеющие орудия для самозащиты, как военные суда, с распространением на них соответствующих ограничений в нейтральных портах, а именно – не более одного посещения за три месяца; стоянка длится не более двадцати четырех часов или столько времени, сколько требуется для временного ремонта и погрузки угля для перехода до ближайшего национального порта.