Но прошло совсем немного времени, и даже невежественные южнокорейские марионетки разобрались в сути дела. Они поняли, что к ним, как и к другим реакционным режимам, американские разглагольствования о «защите прав человека» не относятся. Напротив, гости из Вашингтона, достаточно высокопоставленные, по–прежнему братались с Пак Чжон Хи и даже приветствовали его «твердость», как и сеульские порядки в целом.
Министр культуры и информации Южной Кореи Ким Сон Чжин, фамильярно похлопывая Вашингтон по плечу, заявил: «Мы разделяем с Соединенными Штатами этот принцип (о правах человека), но каждое правительство должно знать, как осуществлять этот принцип в той обстановке, в которой оно действует». Мы, дескать, отлично понимаем наших американских друзей: они нарушают права человека в США, а мы будем делать это в Южной Корее. Всякий другой подход, продолжал южнокорейский сатрап, был бы равнозначен «нарушению той морали, которую проповедуют Соединенные Штаты».
Хороша эта «мораль», если ей аплодируют палачи своих народов!
Человек, пришедший с Запада
Его Величество Счастливый Случай… Чаще всего о нем слышишь от людей необычных профессий. Говорят, что повезло летчику–испытателю, когда, вопреки законам аэродинамики, вышел над самой землей из штопора, казалось бы, окончательно приговоренный к смерти самолет. Говорят, что повезло разведчику, когда, вопреки законам логики, ему удалось в одиночку оставить с носом все тайные службы противника (правда, такое чаще случается в многосерийных телефильмах). Говорят, что повезло журналистам, когда, вопреки законам среднеарифметической удачи, именно им в самый нежданный момент выпал козырной туз сенсации…
В тот день Фортуна улыбнулась нам дважды. Предстояло знакомство не только с человеком редкой профессии, но и удивительной судьбы. Предстояло встретиться с бывшим помощником бельгийского военного атташе, профессиональным разведчиком Ван Энгеландом, оставшимся в Советском Союзе и начавшим борьбу уже по другую сторону баррикад, против рыцарей «плаща и кинжала», окопавшихся в секретных службах НАТО.
Ломка привычного уклада — дело очень тяжелое и далеко не всем бывает по плечу, особенно когда прожито на свете более пяти десятков лет.
Что греха таить, не легко было Ван Энгеланду порвать с привычным миром, пренебречь карьерой и пережить «непонимание» бывших коллег. Как пришел к трудной победе над самим собой и предрассудками, к выполнению высшего человеческого долга бывший натовский разведчик, нам и предстояло услышать…
— Здравствуйте, раздевайтесь, проходите… Ну, давайте знакомиться: Иван Иванович Ван Энгеланд. Немного странно звучит, не правда ли? Но зато абсолютно точно. Так переводятся с французского на русский мои имя и отчество — Ван Иоханнес… И в моем советском паспорте тоже так записано.
Ну что ж, пусть Иван Иванович. Ибо ничто в его облике не выдает иностранца. Волнистые русые волосы, серые со смешинкой глаза, немного курносый нос. Утверждают, что приходя в дом к незнакомому человеку, можно сразу же составить о нем довольно точное представление: стоит лишь пройти по квартире. Может быть, да, а может быть, и нет… Во всяком случае, если бы мы не знали о военном прошлом Ивана Ивановича, то, наверное, подумали, что здесь живет человек, посвятивший себя одной из муз. Весь кори-Дор и половина стен заставлены шкафами и стеллажами с книгами по искусству. На остальных стенах — множество картин… Впрочем, есть одна зацепка-— строгая дисциплина обстановки. От этого квартира кажется очень просторной, хотя мебели в ней немало.
— Виски, коньяк?
— Лучше чай,.. С утра вроде бы не сподручно.
Иван Иванович смеется.
— Все зависит от точки зрения и отношений с Бахусом, Один из моих непосредственных шефов в бельгийской разведке, бывший штурман бомбардировочной авиации майор Лионард считал, например, что рабочий день должен начинаться обязательно с аперитива. Мы поражались его лошадиной выносливости, ибо «аперитивился» он раз пять в течение рабочего дня и частенько уходил домой походкой матроса, спустившегося на берег после бурного плавания.
— А как же работа?
— Работу делали мы, а он руководил. Правда, не очень долго… Впрочем, мы отвлеклись. Насколько я понимаю, вы ждете от меня рассказа?
— С гораздо большим нетерпением, чем чая.
— Что ж, тогда начнем, пожалуй… Но должен вас заранее предупредить, чтобы не рассчитывали на двенадцать серий «Семнадцати мгновений весны». Жизнь разведчика и сложнее, и проще, нежели хотят ее видеть некоторые сценаристы. Впрочем, нужно отдать должное автору «Мгновений» — он все же дал понять зрителям, что Штирлиц — образ собирательный. А то уж очень впечатляюще получается: с Мюллером и Шелленбергом — на дружеской ноге… Так вот, я не был на дружеской ноге ни с Даллесом, ни с Геленом, ни с шефом английской МИ‑6 сэром Диком Голдсмитом Уайтом, ни с их поздними преемниками, хотя имел среди своих знакомых немало натовских разведчиков. О том, как «союзники» грызлись между собой и подсиживали друг друга, разговор впереди. Вашим читателям будет, вероятно, небезынтересно узнать и о так называемых «методах» подрывной работы натовских разведок, о том, как собирают шпионские сведения, пытаются вербовать агентуру в Советском Союзе и в других социалистических странах военные и прочие атташе, а также их ближайшие сотрудники… Об этом, как я уже сказал, речь пойдет позднее. А сейчас немного предыстории.