— Может быть, я могу быть чем–нибудь полезен?
— Мне нужны сводки прохождения подготовки бельгийских курсантов.
— Они в моем распоряжении.
— Да? Ну тогда докладывайте.
Я делал подробный обзор тренировочных полетов и оценок теоретической подготовки наших ребят. Американец что–то помечал в своем блокноте.
— Доложите вашему шефу, что я приеду завтра в это же время. Пусть ждет и никуда не выходит… Кстати, вы неплохо говорите по–английски, молодой человек, и могли бы работать в МААГ. Подумайте над моим предложением. Разумеется, получать вы будете зна–чительно больше, чем в вашей паршивой конторе. Гуд бай!
— Хорошо, я подумаю, господин полковник…
«Черта с два, — думал я про себя, смотря в спину удаляющемуся американскому инспектору, — ни в какой МААГ я не пойду ни за какие деньги. А вот за нервность в моей работе шефу неплохо было бы дать мне надбавку к зарплате». Но просить надбавки не пришлось. Вскоре меня вызвал начальник секретариата министерства национальной обороны. «Завтра к трем часам явиться в отдел кадров министерства». — «Зачем?» — спросил я, вместо обычного «слушаюсь»… Начальник, ничего не ответив, пожал плечами, что могло означать и «ничего не знаю», и «не задавай наивных вопросов».
Впрочем, мой непосредственный шеф поставил тот же «наивный» вопрос, когда я доложил ему о вызове. «Не знаю, господин полковник, мне ничего не объяснили». — «Странно. Но надеюсь, вы не искали протекции, чтобы сбежать на другую работу?» — «Нет, уверяю вас. Я сам в полном неведении, о чем пойдет речь…»
Речь пошла именно «о другой» работе. Какой? На этот вопрос не дал мне ответа и майор, перед которым лежало мое личное дело. Сначала он задал мне тьму вопросов в отношении моих предков начиная с третьего колена, потом выразил удовлетворение от того, что я говорю на некоторых европейских языках, затем снял телефонную трубку и набрал трехзначный («Следовательно, внутренний», — отметил я про себя) номер телефона.
— Привет, Шарль. Ты помнишь наш вчерашний разговор? Да… Он у меня. Думаю, что подойдет… Ты тоже? Ну и хорошо. Когда он должен явиться к тебе? Так, договорились…
Разговор шел обо мне, но я ничего не понимал. Майор явно забавлялся моим ошарашенным видом и тянул паузу.
— Не волнуйтесь. Возможно, вам предложат более интересную работу. Вы ведь не против?
— Какую работу?
— Это объяснит майор Мэртенс, к которому вы придете завтра к 10 часам утра вот по этому адресу.
Он протянул мне маленький листок из отрывного блокнота и встал из–за стола, давая понять, что визит окончен.
— Простите, мосье, а где работает майор Мэртенс?
— Узнаете завтра. Желаю удачи.
Я вышел из кабинета, зажав в руке маленький листочек с адресом. Французский философ Блез Паскаль высказал как–то не очень новую, но грустную мысль о том, что «человек — всего лишь тростинка, причем самая слабая в природе». Но, добавил он с приливом оптимизма, «…тростинка думающая». Моя голова тоже стала лихорадочно соображать. «Другая работа. Более интересная. Чего же тут плохого? Ведь не письма же меня пошлют разносить в конце концов со знанием четырех языков, хотя в нашем свободном мире случается и такое… Но почему столько таинственности в недомолвок?» На память пришло еще одно из изречений великих (я их коллекционировал всю жизнь) — на сей раз Иммануила Канта, которое очень любил мой покойный отец: «Мысль без содержания пуста, интуиция без концепции слепа». Адрес на листочке ничего не говорил моим мыслям, а концепция разговора с майором ничего не подсказывала моей интуиции. «Подождем до завтра, — подумал я, — утро вечера мудренее».
На следующее утро без пяти минут десять я нажал кнопку звонка у входа в здание, адрес которого был указан в листочке. Дверь открыл дежурный в военной форме: «Вы к кому?» — «К майору Мэртенсу». — «Ваши документы». Дежурный посмотрел список, затем дал мне бланк, который я должен был заполнить: фамилия, цель визита, с кем встреча, число, месяц и время заполнения бланка. Написав все, что требовалось, я вернул бланк. «Идите за мной», — сказал дежурный.
…Майор Мэртенс оказался очень высоким и сухопарым человеком с вкрадчивым голосом. Он предложил мне сигарету и задал несколько вопросов, из которых сразу же стало очевидным, что моя биография известна ему так же, как и мне: во всех тонкостях.
Поговорив затем о погоде и последних кинофильмах, майор вдруг спросил: «Хотите у нас работать?»
Скажу прямо, мне давно осточертела работа по подготовке пилотов, не столько из–за конфликтов с нашими ребятами, которым приходилось обучаться в трудных условиях, сколько из–за скандалов с американскими инспекторами. Я постоянно был перегружен, не получая взамен ни морального, ни материального удовлетворения. Может, рискнуть? А майор между тем бесстрастным голосом начал перечислять те блага, которые я мог со временем получить.