Женщина молча глядела на солдат. Прозвучали резкие слова команды, но залпа не получилось. Выстрелы затрещали вразнобой. Тюремный врач осмотрел труп, тихо шепнул стоявшему рядом с ним лейтенанту: «Солдаты плохо стреляют, мон шер. Всего три пули в теле. Впрочем, ваших услуг не потребуется, одна из них попала в сердце…»
Комендантский взвод увели с тюремного двора. «Кто желает получить тело казненной?» Лейтенант повторил вопрос трижды. Молчание. Офицер взглянул на адвоката. Клюне развел руками.
Так ранним утром 15 октября 1917 года оборвалась жизнь голландки Маргарет Целле, вошедшей в историю под именем Мата Хари и расстрелянной по обвинению в шпионаже. Никто потом так и не смог вспомнить, куда девалось ее тело — то ли было похоронено в одной из общих могил, то ли попало в анатомический театр под скальпели студентов медицинского факультета. Впрочем, сие, может быть, и не так важно. Любопытно другое — вокруг имени Мата Хари уже шесть десятилетий бушуют страсти западных историков. И не только историков, пытающихся оправдать или, напротив, опровергнуть справедливость смертного приговора, вынесенного французским военным трибуналом, но и разнокалиберных представителей второй древнейшей профессии, не упускающих случая поспекулировать на экстравагантной истории. И каких только небылиц не накрутили вокруг имени «исполнительницы ритуальных танцев» и одновременно «йшиона–двойника», которой удалось якобы не только покорить весь Париж своим искусством, но и столкнуть лбами две европейские секретные службы.
Где же все–таки кончается история и начинаются сказки о Мата Хари? Где правда, а где ложь? Впрочем, в истории Вольтер, например, видел «…всего лишь перечень человеческих преступлений», а его далекий предшественник Цицерон, напротив, утверждал, что она «посланница времен и луч правды». Байрон считал: ложь «…не чем иным, как замаскированной правдой», а философ Блез Паскаль был убежден, что «…правда — благо для тех, кому ее говорят, и зло для тех, кто ее говорит…». Впрочем, не будем увлекаться изречениями великих, ибо и они, в конечном итоге, уязвимы в своих определениях, тем более что и случай, о котором пойдет речь, отнюдь не философский.
Решению взяться за жизнеописание Маргарет Целле дала толчок статья о ней в итальянском журнале и сохранившаяся с 1968 года запись в журналистском блокноте одного из нас, сделанная в Вечном городе. Римское телевидение разыскало тогда некоторых оставшихся в живых «знакомых» Маргарет Целле. Вот из уст одного из них — бывшего солдата комендантского взвода Гастона Роше довелось впервые услышать подробности расстрела Мата Хари. Так сказать, рассказ очевидца. Но нас, честно говоря, заинтересовали не эти частности. Бывший французский солдат высказал абсолютную, даже, мы бы сказали, яростную убежденность в том, что правосудие его «патри», его родины, допустило роковую ошибку, убив ни в чем не повинную женщину. «Я был среди тех одиннадцати, — говорил Роше, — и по сей день не могу забыть удивленного лица Мата Хари перед дулами наших карабинов, хотя прошло уже полвека. Поначалу я убеждал себя в том, что, исполнив приказ, мы уничтожили ядовитую змею в образе женщины. Но иллюзия искупления греха не принесла облегчения. Тогда–то и родилась идея заново проанализировать все факты, которыми жонглировало обвинение, вынесшее Мата Хари приговор за шпионаж в пользу Германии. Являлась ли она шпионкой? Сомнительно. Да, ей платили деньги из секретных фондов — это доказано, хотя она получала их, пардон, от своих любовников — профессиональных разведчиков. Но Мата Хари могла об этом не знать, так же как и находиться в абсолютном неведении в отношении того, что ее имя фигурирует в списках германской и французской секретных служб. Ведь обвинение не представило ни одного доказательства о конкретных фактах ее шпионской деятельности. Разговоров было много, а работы — никакой. Да, сплетен о Мата Хари ходило и ходит великое множество. Достаточно привести распространенную версию «свидетелей» о том, что она разделась донага перед взводом солдат. Какая чушь! Ведь я был среди них и все видел своими глазами… Мне кажется, что она до самой последней секунды, пока не прогремели выстрелы, верила, что ее помилуют… Вы знаете нашу старинную поговорку: «Шерше ля фам» — «Ищите женщину». Так вот, женщину наше правосудие нашло, но не ту…»