Подозрительным выглядело не только критическое отношение к советской действительности, но «демонстративный уход» от нее. Как писала «старая» «Литературная энциклопедия» в 1930 г., «Русский современник» тщательно избегает политических вопросов. Неприятие революции сказывается именно в воздержании от «политики», в бегстве от советской действительности в область «чистого искусства» (Ахматова, Клюев, Сологуб), в художественном «отрицании» этой действительности (Е. Замятин, Б. Пильняк), в критических нападках на молодую пролетарскую литературу (Ю. Тынянов)…» (т. 4, с. 255). «Упорное нежелание примириться с социалистической революцией неизменно приводит их (т. е. журналы, подобные «Русскому современнику». — А. Б.) к гибели», — подводит итог автор этой статьи, не акцентируя, конечно, внимания на том, что «гибель» наступает не по своей воле, а в силу пресловутых «независящих обстоятельств». Против журнала в 1924 г. началась настоящая травля, принял в ней участие и Троцкий. Журнал был закрыт навсегда, что нашло отражение в запрещенном цензурой стихотворении С. Маршака, оказавшемся в «Чукоккале»:
Как свидетельствуют документы Главлита, чуть ли не каждый крупный писатель 20-х годов, особенно «попутчик», был так или иначе задет «ядром», выпущенным цензурными ведомствами. Иногда оно било наповал, вычеркивая вообще имя писателя из литературного и читательского обихода, иногда — если продолжить эту метафору — тяжело ранило его, отсекая те или иные, наиболее «крамольные» сочинения, удаляя из них отдельные главы, фрагменты, фразы, слова и т. д. Учитывая обилие архивных документов Главлита, в дальнейшем сосредоточим свое внимание на цензурной судьбе лишь некоторых, наиболее крупных писателей 20-х годов, творчество которых вызывало особое неприятие и сопротивление в контролирующих инстанциях.
Наибольшее их внимание, пожалуй, привлекало имя и творчество необычайно популярного в 20-е годы Бориса Пильняка: сохранились десятки цензурных документов, в которых неизменно отрицательно характеризуются его книги. Ранее (в главе «Нарком просвещения и главный цензор страны») уже рассказывалось о столкновении А. В. Луначарского с Лебедевым-Полянским по поводу запрещения последним повести Пильняка «Иван-да-Марья», вошедшей в сборник «Смертельное манит» (1922 г.). Пробовал взять его под защиту и сам Троцкий, посвятивший Пильняку целый очерк в книге «Литература и революция» и считавший его «реалистом и хорошим наблюдателем»: «Талантлив Пильняк, но и трудности велики. Надо ему пожелать успеха»6. Он даже пишет специальное письмо членам Политбюро: «Ставлю вопрос о книжке Пильняка. Конфискация произведена из-за повести «Иван-да-Марья». Действительно, Пильняк дает не очень привлекательную картину быта… В дальнейших произведениях: «Метель» и «Третья столица» для «Красной нови» Пильняк высказывает свое положительное отношение к революции, хотя путаницы и двусмысленности у него сколько угодно. Но в этих условиях конфисковывать его книжку значит совершить явную и очевидную ошибку. Прошу вас, членов Политбюро, внимательнейшим образом отнестись к этому вопросу и отменить неправильное решение ГПУ. 11.VIII. 1922»7. Через четыре года возник цензурный скандал, связанный с именем и смертью М. В. Фрунзе, ставшего, как не без оснований полагали, прототипом главного героя, легшего «по велению партии» под операционный хирургический нож. Повесть была первоначально напечатана в майской книжке «Нового мира» за 1926 г., но успела разойтись лишь часть тиража: по приказу ГПУ из большей части его повесть была изъята, страницы заменены новой перепечаткой8.
В следующем номере «Нового мира» от посвящения ему повести отказывается А. К. Воронений (видный литературный критик, сделавший, кстати сказать, на посту редактора «Красной нови» много полезного); за ее публикацию — должно быть, к недоумению большинства читателей, так и не увидевших ее в журнале, — извиняется редакция, в которую входили А. Луначарский, В. Полонский и И. Скворцов-Степанов. О «Повести непогашенной луны» нет упоминаний ни в библиографии, приложенной к сборнику «Борис Пильняк». Статьи и материалы» (Л., «Асадемiа», 1928), ни тем более в статье о нем в «Литературной энциклопедии» (т. 8, 1934 г.). Произведение было вычеркнуто из памяти на долгие годы, его «как бы не было»8.