Вы говорили мне, что Главлиту и Вам всегда приятнее разрешать, чем запрещать. Обращаюсь еще раз к Вашему беспристрастию и справедливости, твердо убежденный, что труд мой может послужить серьезной работе мысли и вызвать важные педагогические опыты. Очень прошу Вас без предвзятой точки зрения ознакомиться с моею книгою и возвратить ей возможность появиться в свет.
С уважением остаюсь — профессор Иван Михайлович Гревс. 10 октября 1926 г. Ленинград, Васильевский остров, 9 линия, 48, кв. 15.
Имя этого крупнейшего историка уже встречалось на страницах нашей книги — в главе «Политотдел Госиздата», где речь шла о зарубленной первоначально А. С. Серафимовичем «Душе Петербурга» Н. П. Анциферова. Иван Михайлович Гревс, профессор Петроградского университета написал тогда, в 1922 г., прочувствованное предисловие к этой книге. Более того, именно он стал истинным ее вдохновителем. Н. П. Анциферов, закончивший историко-филологический факультет университета, занимался в семинаре Гревса, посвященном изучению культуры средневекового города, вместе с другими, ставшими затем крупными деятелями русской культуры, в частности, таким знаменитым впоследствии, как Г. П. Федотов. Сам автор «Души Петербурга» до конца своих днец сохранял об учителе светлую память, вспоминая о нем: «В студенческие годы Иван Михайлович стал тем учителем-другом, с которым меня связала навсегда сыновняя любовь» и «который в течение 32 лет был опорой моей жизни» 25. Анциферов стал продолжателем Гревса на русской, а точнее петербургской почве, использовав разработанный виднейшим ученым-медиевистом исторический метод изучения городов. Этот метод был использован Гревсом в ряде его фундаментальных трудов, в том числе в «Очерках флорентийской культуры». Ему же принадлежит и ряд работ, в которых заложены научные основы изучения города как культурного явления, такие, например, как «Монументальный город и исторические экскурсии», «К теории и практике экскурсий».
В 1923 г. И. М. Гревс был уволен из университета и вернулся в него лишь спустя 10 лет. В 20-е годы он принимает активнейшее участие в переживавшем тогда пору расцвета обществе «Старый Петербург», возглавляет гуманитарную секцию Петроградского научно-исследовательского экскурсионного института, пишет работы по теории литературных экскурсий. Тогда, видимо, и созрела у него идея написать популярный «культурнопедагогический этюд» под названием «Путешествие в воспитании юности», в котором доступно изложить сущность своего подхода к городу, как целостному явлению культуры. Но здесь, как мы видим, его подстерегала та же опасность, что и при первой попытке издания книги его ученика «Душа Петербурга». Как и многие другие документы, обнаружено письмо Гревса в личном фонде Лебедева-Полянского (V — ф. 597, оп. 3, д. 12, л. 11–13). Книга Гревса, которая обещала быть чрезвычайно интересным и поучительным пособием для учителей и юношества, так и не увидела света. Ответа на письмо в архиве нет: судя по всему, главный цензор страны остался глух к доводам профессора. Напротив того, его, должно быть, насторожили еще больше слова Гревса насчет «господствующего, утвержденного направления в науке», «марксистской доктрины», «противовесом» которой и средством для ее проверки, «остерегающим от упрощения и вульгаризации», могла бы служить запрещенная цензорами книга. И, тем более, — его слова о том, что он, видите ли, вложил в свою книгу «гораздо больше, чем ту или иную идеологию»… Как будто в тоталитарном обществе может быть нечто большее, чем господствующая идеология, как будто марксизм, как законченное в самом себе, целостное и универсальное мировоззрение, нуждается в «объективно произведенных исследованиях», тогда как на деле он является своего рода новой религией, вовсе не нуждающейся в проверке опытом.
Обратим внимание на старомодно-учтивую тональность письма И. М. Гревса, смешанную в то же время с некоторой долей скрытой иронии. Обращаясь к Лебедеву-Полянскому, он ошибочно все же полагал, что имеет дело с ученым-коллегой.
Напомним булгаковское: «Рукописи не горят!» — и рукопись запрещенной книги Гревса «Путешествие в воспитании юности», к счастью сохранилась в Архиве Академии наук в Петербурге, и ждет публикации…26.
<…> Строить у нас в России — значит бороться с пустыней. Все у нас невозделанно и при громадности и богатстве совсем ничтожнейший труд. И жуткое одиночество…
И вот бориов с этой пустыней мне хочется изобразить (я знал их и знаю). Сильный человек-строитель — мой герой.
Отношение к читателю? Что ж, для него пишу — значит ему отдаю всю работу. Правда, некоторое количество моих рассказов не идет дальше цензуры… Но если принять во внимание, что цензоры тоже читатели, то я весь для читателя…