Отношения наркома с подчиненным ему главным цензором сложились негладко с самого начала. Еще)цо организации Главлита, когда Лебедев-Полянский возглавлял Политотдел ГИЗа, между ними начались разногласия. Отзвуки этого первого столкновения мы найдем в письме Лебедева-Полянского наркому от 22 апреля 1922 г.: «Узнав о Вашем письме к т. Мещерякову (заведующему Госиздатом. — А. Б.) и т. Рыкову, я написал было ответ довольно решительный и не менее красочный, чем Ваше письмо; слишком бесцеремонно Вы обошлись с честью человека, и это может взорвать каждого», — пишет обиженный цензор. К сожалению, письма самого Луначарского найти пока не удалось: видимо, он резко критикует в нем цензурный произвол Политотдела. Это видно из того, что дальше, оправдывая свои действия, Лебедев-Полянский упрекает Луначарского в том, что тот «с легкостью дает рекомендации людям, мало приятным и мало достойным… «Слава богу» — мною не вычеркивается» (V — ф. 597, оп. 3, д. 11, л. 1.). Здесь, видимо, идет речь о маниакальной ненависти цензоров к «божественным словам», даже в самом невинном, как здесь, контексте.
Еще более обострились отношения после назначения Лебедева на пост начальника Главлита. Приведу здесь фрагмент довольно большого официального послания наркома в Главлит 13 января 1923 г. (насколько мне известно, оно не опубликовано):
«<…> Я бы со своей стороны не настаивал требовать непременно напечатания по новой орфографии книг, вышедших после 1923 г. По-моему, надо не только делать исключения для книг научно-технического характера, но и для всех книг, вообще говоря, желательных в России. Можно идти при этом на то, что при взвешивании ценности книги для русской публики была принята во внимание и орфография. Прямое принуждение вряд ли принудит их перейти к новой орфографии, но лишит русскую публику некоторого количества полезных книг, в орфографическом отношении в конце концов равных тем книгам, которые в наших библиотеках и в обиходе еще преобладают» (Там же, л. 4). Речь здесь, скорее всего, идет о зарубежных русских книгах, печатавшихся по старой орфографии: одно это, независимо от содержания, вызывало запрещение их ввоза.
Большое раздражение Лебедева-Полянского вызвала статья наркома «Не пора ли организовать Главискусство», опубликованная в 1924 г. в журнале «Искусство трудящимся» (№ 3). В ней, в частности, Луначарский говорит о слишком большом числе учреждений, надзирающих за искусством, — Агитпроп и Отдел культуры ЦК, «правят искусством органы цензуры — Главлит и Репертком, которые, как советские, ускользают иногда от взора партии, а, как полупартийные, оказываются забронированными от руководства советского. В самом Наркомпросе, при таком правлении искусством, множество всяких органов, вернее органчиков». Луначарский немного лукавит: он прекрасно знал, что всё эти «органы» и «органчики» в гораздо большей степени подчиняются идеологическим отделам ЦК, чем Наркомпросу, в который формально они входят. Но Лебедев-Полянский всерьез обиделся даже на тень подозрения в том, что органы Главлита не подконтрольны партийным: «От взора партии, — пишет он 18 декабря 1924 г., — мы не ускользаем даже и иногда: представитель Отдела печати ЦК РКП принимает весьма деятельное участие в делах Главлита — всякий сомнительный вопрос, принципиальный или конкретный, всегда согласуется с Отделом печати. Подавляющее большинство переписки по идеологическим вопросам падает на партийные органы. Связь самая прочная и крепкая… Есть в статье и косвенное осуждение нашей деятельности, неоднократно проскальзывавшее и ранее в Ваших статьях. К сожалению, в данный момент мы лишены возможности на нападки в прессе защищать себя в ней же. С коммунистическим приветом Лебедев-Полянский» (V — ф. 597, оп. 6, д. 3, л. 11). Здесь мы находим отзвуки тех нападок на цензурный произвол, проникавшие в прессу того времени, о которых говорилось выше.