Не раз нарком брал под свою защиту писателей, нещадно преследовавшихся Главлитом. В декабре 1923 г. он посылает одно за другим два письма в Главлит (3 и 18-го), пытаясь защитить Бориса Пильняка (V — ф. 597, оп. 6, д. 3, л. 1–2. Как и другие письма, они хранятся в личном фонде Лебедева-Полянского). «По-моему, — пишет Луначарский своему подчиненному, — таким писателям, как Пильняк, надо давать говорить все, что они думают. Если он ляпнет что-нибудь неприемлемое, проберем его через критику. Надо стараться о том, чтобы дать писателям возможно больше свободного слова, ограничивая их только в самых крайних случаях, когда становится совершенно ясным, что та или иная фраза, слово или произведение являются чуть-чуть прикрытой контрреволюционной прокламацией или наглой порнографией. Во всех остальных случаях цензура не должна быть пускаема в ход по отношению к художникам. Я имею основание думать, что так смотрят на это руководящие умы нашей партии, а не только один я».
Во втором письме он пытается отстоять повесть Пильняка «Иван-да-Марья», запрещенную Главлитом, убеждает его в том, что надо быть «очень осторожным» с писателями, «заведомо обладающими художественным талантом». Но начальник Главлита, чувствуя за своей спиной мощную поддержку ЦК и ГПУ, был несгибаем: «Дорогой Анатолий Васильевич! Должен сказать, что Главлит разрешать 2-м изданием рассказ Пильняка «Иван-да-Марья» не может. Это единодушное и твердое мнение всей Коллегии, куда входит и преставитель Агитпропа ЦК. Если то или иное произведение однажды было разрешено к печатанию в ограниченном количестве, то это не обязывает Главлит разрешать повторное издание, так как это привело бы к уничтожению приема сокращения тиража. В свое время книга Пильняка с рассказом «Иван-да Марья» была конфискована ГПУ, несмотря на разрешение. Вопрос дошел до Политбюро и не был разрешен в положительном смысле для Пильняка». На следующий день (20 декабря) главный цензор решает еще раз одернуть слишком «либерального» и «прекраснодушного» наркома: «Дорогой Анатолий Васильевич! В дополнение к вчерашнему письму сообщаю Вам следующее. Раздраженный тон Вашего письма заставил меня во избежание каких-либо недоразумений, не дожидаясь официального ответа Агитпропа ЦК РКП, обратиться лично к тов. Бубнову (зав. Агитпропбм. — А. Б.). От него Я получил следующий ответ: «Рассказ Пильняка «Иван-Да-Марья» издавать не следует. С Ком. приветом Лебедев-Полянский» (Там же, л. 3).
Как мы видим, здесь все уже названо свооими именами; чувствуя такую мощную поддержку, главный цензор просто уже ставит своего непосредственного начальника на место.
Искры не раз еще пробегали между ними, о чем свидетельствуют многие другие документы из личного архива Лебедева-Полянского. Почувствовав, что Нэп близится к закату и эпоха «либерализма» заканчивается, он стал, как говорится, уже открыто показывать зубы. Он не постеснялся, например, из подготовленного журналом «Огонек» собрания сочинений А. П. Чехова, главным редактором которого был сам нарком, выбросить в 1929 г. «социально незначащие» вещи и резко сократить тираж (Там же, оп. 6, д. 3, л. 26–28). Этому даже начавший ко всему привыкать Луначарский «отказывался верить». С раздражением он писал также Лебедеву-Полянскому о запрещении им романа Жана Жироду «Зигфрид и Лимузен», который был подготовлен к выпуску издательством «Никитинские субботники». К нему Луначарский собирался написать предисловие. Несмотря на то, что Луначарский в письме доказывает необходимость издания романа, называет Жироду «самым блестящим стилистом современности», убеждая, что запрещение романа «может создать иллюзию, будто заграничная литература для нас неприемлема («Как же может развиваться культура нашей страны?.. Думаю, что эта политика вообще была бы неправильной и идет вразрез с нашей тенденцией, преподанной ЦК»), Полянский был непреклонен. В ответе главного цензора, скорее напоминающего отповедь, чувствуется оттенок запугивания и даже легкого шантажа. Он напоминает наркому: «Поскольку «Никитинские субботники» частное издательство, а не советско-партийное, Вы, согласно постановлению МК (Московского комитета РКП (б). — А. Б.), можете работать в нем только с разрешения МК. У Вас могут быть неприятности… С ком. приветом Лебедев-Полянский» (Там же, оп. 3, д. И, л. 26, 28). Он, как мы видим, напоминает наркому, что он в первую очередь — коммунист, а потом уже — писатель… Партийная дисциплина — прежде всего. Роман Жироду все-таки вышел в свет (М., 1927) в русском переводе «при поддержке Луначарского, который собирался написать к нему предисловие», но «этого своего намерения Луначарский не выполнил», — как сообщают комментаторы тома «Литературного наследства»10. Как видно из найденной переписки, отнюдь не по своей воле.