Таковы лишь наиболее показательные характеристики иммигрантских издательств, журналов, газет и альмонахов русского пореволюционного рассеянья. Из них становится более понятным и ясным сам механизм механизм манипулирования властями «метрополии» разногласиями и противоречиями в сложной политической и литературной жизни Русского Зарубежья. Вся эта игра велась в строжайшей тайне: напомню, что и «Секретные бюллетени Главлита и «Обзор» Разведывательного управления армии адресовались крайне ограниченному кругу лиц. Результаты и выводы таких аналитических обзоров — в виде «установок» и циркуляров — доводились затем до сведения непосредственных исполнителей. Они-то и создавали надежную преграду на пути проникновения печатной продукции, выходившей за рубежом.
Столь же избирательным было отношение Главлита к отдельным писателям, оказавшимся в эмиграции, и их книгам. К ним так же применялась испытанная веками политика кнута и пряника. Кнут — для писателей резко враждебных к Соввласти», решительное запрещение их книг к ввозу в страну; пряник — создание режима наибольшего благоприятствования на таможне и даже издание книг ряда эмигрантов в 20-е годы. В указанном выше «Секретном бюллетене» Главлита за 1923 г. помещался особый раздел, озаглавленный «Сведения о виднейших русских литераторах, эмигрировавших за границу». В них особое внимание Главлита и ГПУ обращалось, во-первых, на партийность (или беспартийность) писателя, близость его к тем или иным кругам эмиграции, а во-вторых, на политический характер и направление тех журналов и газет, в которых писатель наиболее активно сотрудничает: этот пробный камень был в глазах цензуры определяющим лицо того или иного автора. Помимо этого, если агентурные сведения ГПУ позволяли, отмечался факт сотрудничества литератора в «белогвардейских» журналах и газетах, выходивших в Киеве, Одессе, Ростове к других городах в годы гражданской войны, и особенно — его работа в «Осваге» (Особом вагоне), как назывался отдел деникинской армии, занимавшийся, в частности, агитацией, пропагандой, изданием газет, листовок и т. д. Как уже указывалось выше, запрещены были к ввозу все «произведения писателей, погибших в борьбе с советской властью». И, наконец, внимание акцентировалось на поведении писателя в эмиграции, прежде всего, характере и направлении изданных им за рубежом сочинений.
Судя по некоторым отзывам, Главлит располагал секретными сведениями: порой указываются еще невышедшие книги, над которыми писатель работает в момент выхода «Бюллетеня Главлита», и даже политическое направление этих книг. В другом разделе бюллетеней— «Отзывы о новых зарубежных книгах» — дается краткая характеристика книгам, вышедшим на различных европейских языках в начале 20-х годов, но нас интересуют сейчас только русские издания. На полях, напротив каждой книги, имеется обязательная помета: «Разрешена» или «Не разрешена». Из сотен русских книг, зарегистрированных в этом разделе, благожелательной резолюции заслужили едва ли 10 %; остальные были запрещены к ввозу в Россию. Да и эта скромная цифра, по мере приближения к 1929 г., постоянно уменьшаясь, сходит затем на нет.