Выбрать главу

Выше уже говорилось, что к 1929 г. окончательно иссякает поступление русских эмигрантских книг и журналов в СССР. Забегая несколько вперед отметим, что, как свидетельствуют просмотренные мной цензурные документы 30—40-х годов, вообще ни одно такое издание не фигурирует в списках ИНО-отдела Главлита и его местных органов. Привозить их на родину уже не рисковал никто, что и понятно. Это не означает, что эмигрантские русские издания не поступали вообще в СССР: проникали они по тайным каналам, собирали их в агентурных целях «компетентные органы» и т. д. Но все без исключения попадало в «библиотечный застенок» — в спецхраны крупнейших библиотек, открытых только в конце 80-х годов,

Советская литература

Точнее следовало бы назвать эту главу «Подсоветская литература», ибо под первый устойчивый традиционный термин были искусственно подогнаны и объединены писатели разной, порой противоположной идейной и художественной ориентации. Как известно, 20-е годы — одна из интереснейших эпох в истории русской литературы — отличались разнообразием школ и направлений. Несомненны высокие художественные достижения ряда выдающихся писателей, затем частыа высланных или физически уничтоженных, частью замолчавших, частью приспособившихся к режиму и, в результате, исписавшихся. Но все они могут быть объединены общей участью, проявившейся, прежде всего, в. том, что все без исключения они были отданы под контроль провозглашенной и утвержденной идеологии.

Желающих «поруководить» литераторами и литературным процессом было более, чем достаточно: и «литературоведы в штатском» — сотрудники Главного политического управления, и цензоры созданного Главлита, и правоверные журналисты и литературные критики «напостовского», а затем «рапповского» толка. Последние, надо сказать, своей бдительностью нередко превосходили штатных работников специальных ведомств, не гнушаясь прямыми политическими доносами под маркой литературной критики. И, конечно, вверху пирамиды стояли дирижеры — руководители идеологических отделов ЦК, по чьей указке весь этот хор развязывал время от времени погромные кампании против тех или иных, писателей.

Поразительное и вряд ли случайное совпадение: за четыре дня до выхода постановления Совнаркома о создании Главлита, «Правда» публикует 2 июня 1922 г. статью под устрашающе-выразительным названием — «Диктатура, где твой хлыст?». Непосредственным поводом ее послужила небольшая книжка Юлия Айхенвальда «Поэты и поэтессы», вышедшая незадолго до этого. Внимание автора, прикрывавшегося псевдонимом «О», вызвало благожелательное мнение Айхенвальда о поэзии расстрелянного в августе 1921 г. Н. С. Гумилева и даже рассуждения о том, что в чисто поэтическом отношении Некрасов уступает Тютчеву и Фету. Автор уже прямо переводит разговор в сферу политики: «Мы здесь не литературную критику или антикритику собираемся писать. Мы ставим чисто политический вопрос. Или вернее — зовем к политическому ответу… Книжка г. Айхенвальда насквозь пропитана трусливо-пресмыкающей, гнилой, гневной ненавистью к Октябрю… Это философское, эстетическое, литературное, религиозное лизоблюдство, то есть мразь и дрянь». Мнение «центрального органа» было, как известно, директивным, а сама стилистика и уровень претензий к литературе надолго предопределили и предвосхитили дальнейшее к ней отношение.

Значительное внимание уделял советской литературе в начале 20-х годов Л. Д. Троцкий: он был необразованней других членов Политбюро, хотя вроде бы, как «наркомвоенмор», не имел прямого отношения к искусству. Но он мнил себя главным идеологом, а его книга «Литература и революция», вышедшая в 1923 г., на первых порах предопределила отношение к писателям того или иного направления1. Все они были разделены им на три группы — «внеоктябрьские», «литературные попутчики революции» и «пролетарские писатели». Троцкий любил время от времени собирать писателей, организовывать совещания на «высшем уровне», порою пытался заигрывать с некоторыми из них и даже защищать (как, например, Бориса Пильняка), но в целом провозглашал приоритет классового подхода к искусству, превратившийся впоследствии в самую примитивную вульгарно-социологическую критику.