В одиннадцатом часу они заехали во двор между двумя панельными девятиэтажками. Вячеслав развернул «Жигули» и, подав назад, поставил ее между деревьями, рядом с другими легковушками. Орлов, внимательно всматриваясь в темноту, не без опаски вышел из машины. На улицы не видно было ни души. Да и окон в обоих домах светилось не так уж много. То ли жители предпочитали рано ложиться спать, то ли вообще не ночевали дома, а уезжали куда-то за город к знакомым или родственникам. Понять это можно. Ведь минуло всего лишь чуть больше недели после того, как в городе прошли кровавые столкновения между бесчинствующими молодчиками и силами правопорядка. Еще не вставлены стекла в витрины магазинов, подвергшихся нападению мародеров. Еще не устранены следы пожара в правом крыле здания ЦК на площади Путовского. Еще не прошел страх жителей, вздрагивающих при каждом ночном шуме и шорохе.
СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: «…Начался беспредел. Но только после того, как на этом митинге были убиты невинные люди. И если бы из Москвы не прислали спецназ, группу «Альфа», если бы Москва не ввела танки — то я не знаю, чем бы все закончилось. Слава богу, что тогда удалось это остановить.
Ведь что такое был Душанбе в 1990 году? Маленький Париж. Половина населения — таджики, другая половина — русские, евреи, узбеки, татары… На одной свадьбе могли говорить по-таджикски, по-узбекски, по-русски… Это был интернациональный город, и каждый, кто приезжал из кишлака в Душанбе, становился городским жителем… И когда после февраля русскоязычные стали уезжать — а это были лучшие, самые образованные люди, — то их отъезд стал страшным ударом, от которого Душанбе до сих пор не оправился»
На улицах Душанбе, особенно в тех кварталах, которые подверглись нападению бандитов, еще дежурили посты самообороны, сформированные из рабочих промышленных предприятий и комсомольских оперативных отрядов. Во дворах стояли вагончики, из которых осуществлялось руководство отрядами ополченцев, а подступы к некоторым кварталам были забаррикадированы металлическими конструкциями и цементными плитами.
Квартира у Вячеслава была небольшая, но чистенькая и уютная. Его жена Валя, тихая женщина с усталой улыбкой, тактично оставила мужа и гостя одних на кухне, разложила и застелила свежим постельным бельем массивное кресло-кровать в большой комнате и ушла в другую, где уже спали тринадцатилетняя дочь и пятилетний сынишка. На кухонном столе рядом с початой бутылкой «Столичной» стояла сковородка с румяной жареной картошкой и большими кусками мяса, чуть поодаль — миска с солеными огурцами в рассоле. Краюхи мягкого и душистого черного хлеба были аппетитно сложены горкой на миниатюрном подносе, украшенном по краям ярким витиеватым орнаментом.
— Ну что, Андрей Петрович, давай еще по одной!
— Давай! За что?
— А за то, чтобы у тебя все было удачно и чтобы ты благополучно…
— Нет, извини, — Орлов внимательно посмотрел на Вячеслава, держащего наполненную до краев стопку. — Знаешь, давай за тех, кто в любой ситуации готов прийти на помощь и протянуть руку. Это дорогого стоит.
— Да, за дружбу!
Они разом выпили и, потянувшись одновременно за одним соленым огурцом, рассмеялись.
У Орлова только сейчас наконец спали напряжение и усталость, которые копились все эти дни. В голову ударил хмель, все стало слегка размытым, нечетким.
— Ты понимаешь, Слава, мне абсолютно ясно теперь, кто стоял за всем этим. Ты же знаешь не хуже меня, что тринадцатого не было никаких политических лозунгов. Политики в первый день не было. Эти бандиты, накурившиеся анаши,[10] громили магазины, избивали прохожих, насиловали женщин… Не давали работать «скорой помощи», разбили четыре машины, в которых находились врачи…
— Подожди! Ну как политики не было! А то, что толпа была сплошь одета в халаты и тюбетейки, это — не политика?
— Ты хочешь сказать, что это было выступление националистов?
— Конечно! Это ясно, как божий день! Ведь и комитет этот, который они образовали на следующий день, чисто националистический.[11] Там из всей семерки шестеро…
— Знаю, знаю! Но причем здесь это! В комитет вошли председатель Госплана Каримов, министр культуры Табаров, газетчик этот… Как его?
— Мухаббатшоев.
— Да. Я уверен, что они все — подставные люди. Дирижеры сидели в другом месте.
— Конечно! Иначе почему на второй день на площадь пришли совсем иные люди? Никаких погромов, никаких наркотиков! Ни одного пьяного! Ты же видел пленку «наружки» — солидные мужики без уголовно-погромных замашек… Ты встречался с этим подполковником?
11
Имеется в виду т. н. «Комитет 17-ти», образованный оппозиционными деятелями Таджикистана в дни массовых беспорядков.