И таки открывали, и в кассу организации же капало. Бывало, и неплохо капало. Так, однажды, помню, с тех собраний в главную кассу поступило около 250 000 западногерманских марок…
Так приобретаются средства.
Но пополнить каким-то образом казну ЗЧ ОУН — это ещё не значит решить все «государственные» дела, то есть обеспечить себе сладкую жизнь.
Тут мы и подходим к следующему этапу безудержной деятельности оуновских «властителей».
Вопрос, который возникает к решению на этом этапе, очень и очень беспокоит весь провод и его прихлебателей: речь идёт о том, как эти средства распределить.
Конечно, каждому «патриоту» хочется, чтобы это было сделано как можно лучше, как мудрее. А лучше и мудрее — это значит, что «патриоту» перепадет можно щедрее.
Разумеется, в первую очередь эти вопросы решают те, кто ближе к самому корыту толчётся. Здесь «государственные умы» показывают, на какую титаническую работу они способны. Кроме официальной платы, которую они получают, члены провода придумывают всевозможные (якобы крайне необходимые для «государственной работы») дополнительные специальные квоты для себя. Есть, например, «чрезвычайные», «оперативные», «диетические» выплаты. Ведь бывает, знаете, что складывается «чрезвычайная» ситуация, когда нужно оперативно раздобыть деньги на какое-нибудь мероприятие — или любовницу задобрить, а то и самому заскочить в корчму, чтобы просидеть там ночь «на диете». А Ленкавский с Васьковичем придумали ещё и так называемый фонд на презентабельную одежду. В одежде, за официальную плату купленной, они не могут, видите ли, «государственные дела» вершить.
Всё это делается, конечно, только для того, чтобы иметь как можно больше возможностей под видом добропорядочности и законности запускать нечистые руки в кассу организации, тянуть на свои нужды деньги, выцыганенные у рядовых членов.
Наконец, не всегда даже и о той законности для человеческого глаза заботятся — берут, когда есть потребность, и всё. А чтобы никто не мог в той воровской их политике концов с концами свести, финансовые дела ведутся так, что и сам чёрт у них толком не разберёт.
Перед тем, как стать бухгалтером и кассиром провода, я и понятия не имел, что с теми финансами такие чудеса мошеннические производятся. Мой предшественник Дмитрий Мыськив, который был не только бухгалтером и кассиром, но и членом провода и финансовым референтом, годами не вёл кассовой книги. Куда, на что, и какие средства пошли — только разве докапываться было.
С разбросанных по всем ящикам бумажек мне удалось-таки кое-что выяснить.
В частности, то, что только сам Мыськив украл из той кассы по меньшей мере 15 тысяч марок. Когда я захотел как-то ту его «финансовую деятельность» вывести на свет божий, перед человеческими глазами, то на заседании провода с меня ещё и вроде дурачка сделали: мол, как я мог до такого додуматься, чтобы степенное, уважаемое всеми лицо в этаком заподозрить?! «Господин Мыськив — сказал на то Григорий Васькович, тогда новый финансовый референт и авторитетный член провода, — был очень порядочным, честным человеком, ему доверял, любил сам проводник Степан Бандера». Разумеется, мои доказательства таким «аргументированным» заявлением обесценивались. Оно и удивляться нечего — вор вора не выдаст, когда это может и на него тень бросить. Ведь и тот же Васькович, и те же Бандера или Ленкавский, или Стецько могли когда-либо запустить руку в общий оуновский кошелёк и извлечь оттуда вожделённую сумму, хотя их официальные платы с каждым годом всё увеличивались.
Члены провода, как правило, за поднятые[12] суммы не рассчитывались, никаких документов не предъявляли и не оставляли — всё решало слово, всё делалось очень просто. Здесь оуновская «деможкрадия» процветала пышным цветом.
Вот вам, скажем, типичная сценка.
На заседании провода Ленкавский спрашивает:
Дать другу Васьковичу на репрезентационные издержки такую-то сумму?
Дать! — в один голос отзывается сборище.
После этого поднимается Васькович:
Дать другу Ленкавскому на покупку новой автомашины столько-то тысяч марок?
Дать! — заученно отзывается вся компания.
И так далее…
Как видите, «государственная работа» была налажена хорошо, всё шло четко: только и оставалось, что запрашивать для вида, кричать «дать», поднимать вверх белые не натруженные руки и запихивать дармовые деньги в свои мошны.
Хотел было я, не просвещённый, привести хотя бы какой-никакой порядок в том бедламе, и где там! Когда как-то отказал Стецько выдать на слово немалую сумму, то он, как баба на ярмарке, поднял несусветный шум, разорался так, будто я к нему в карман залез, выпаскудил[13] меня и побежал к Ленкавскому. Досталось тогда мне за мою старательность от «проводника» хорошо!
13
так у автора, паскуда (бранное) — подлый, отвратительный, никуда негодный человек; (устар.) — нечто отвратительное или крайне неприятное — примечание переводчика