Палаты новогородского архиепископа Ильи помещались рядом с собором святой Софии, по левую сторону Волхова. Из покоев были видны проездные ворота детинца, которые выходили на реку.
Владыка то и дело подходил к окну: ещё со вчерашнего дня он ждал гонца от Святослава. Месяц назад начались тайные переговоры между новгородскими боярами и князем киевским.
Лжеслепец Мстислав Ростиславич помер вскоре после своего приезда, и место в Рюриковом Городище пока пустовало. По смерти Мстислава новгородцы не шибко-то и горевали: сказать по правде, князёк был бросовый. Однако именитые люди забеспокоились, как бы Всеволод Юрьевич не прислал в Новгород своего наместника. На совете у архиепископа было решено: пригласить на княжение Святославова сына Владимира. Умысел владыки был прост и надёжен: столкнуть лбами двух сильнейших князей. Тогда им будет не до Новгорода, и всё останется по-старому, а боярству не придётся опасаться за свою волю...
Гонец прибыл, когда владыка возвращался из собора от обедни. Илья провёл его к себе в горницу и нетерпеливо спросил:
— Ну, какие вести?
— Княжич Владимир с дружиной будет здесь к вечеру, святой отец. Он велел узнать, что порешило вече.
— Вече порешит то, на чём я поставлю, — сурово ответил архиепископ и приказал закладывать кошеву: по сану ему даже летом полагалось ездить только на полозьях. — Скажи княжичу, пускай идёт прямо в Городище. А я всё улажу...
Вскоре по деревянному мосту, перекинутому на Торговую сторону, простучал копытами поезд архиепископа. Рядом с Торгом лежал Ярославов двор с княжим теремом и храмом Николы-чудотворца. Когда-то, при сильных русских князьях, здесь было место главного судилища, а теперь собиралось горластое и неуёмное вече.
От вечевой площади тянулись дворы купцов, своих и иноземных — Готский, Немецкий, Псковский. Немецкий — подальше от греха! — опасливые германцы обнесли высокими стенами, и запирался он коваными воротами.
Волховское побережье, битком набитое торговыми складами и лавками, служило и главной пристанью, где всегда гомонил деловой и досужий народ.
При выходе из Ильменя Волхов отделял от себя рукав Волховец, а под самой Торговой стороной — другой рукав, Жилотуг. Между ними, на взлобке, в трёх верстах от города стояло село с теремом, конюшнями и прочими службами. Это и было Рюриково Городище.
Владыка задержался здесь недолго. По-хозяйски оглядев все комнаты и постройки, он распорядился навести везде чистоту, и челядинцы-монахи сразу принялись за дело.
— Чтоб ни пылинки, ни соринки, — наказал он. — Да баню истопить на славу. Питие и прочие припасы доставить из моих погребов в обилии.
И святитель укатил в город.
Через полчаса затрезвонил вечевой колокол, созывая на Ярославов двор людей всех сословий — и нарочитых, и чёрных.
Посадник Мирошка Нездилич явился на площадь разгневанный. Да и было ему от чего осерчать: он даже не знал, зачем без его ведома собралось вече и что задумали на сей раз его недруги. А когда узнал, было уже поздно.
Архиепископ оплёл новгородцев такой хитрой речью, столько насулил им выгод от союза со Святославом, что посадник только зубами скрипел. За княжича Владимира кричали даже ремесленники: видно, не одну корчагу вина выставил святитель их старостам.
Мирошка Нездилич попробовал было образумить народ. Он советовал испросить сперва согласия у Всеволода Юрьевича, а то, не дай бог, великий князь наложит на Новгород опалу.
— Опамятуйтесь, люди! — взывал посадник. — Против кого подымаетесь? Да через две седмицы Всеволод перекроет все дороги, и вы останетесь без хлеба. А хлеб у кого? Небось сами знаете, чьи закрома ломятся от зерна...
Толпа намёк поняла и угрожающе загудела:
— Ты святителя не трожь!
— Владимирский прихвостень!
— Ишь язык-то развесил, дак укоротить недолго!
Мирошка Нездилич махнул рукой и сошёл с помоста. Правда, его пытались поддержать два-три купца, которые тоже понимали, что ссора с великим князем обернётся большими убытками торговле — ведь Волга-то в руках Всеволода. Но разумных слов никто не слушал.
Приверженцы архиепископа одержали верх, и он поехал в Городище в добром расположении духа.
Княжич Владимир с дружиной был уже здесь. На подворье суетились повара, бегали конюхи с торбами овса, и всюду слышался непривычный для уха мягкий южный говор.