— Один из зодчих князя Андрея. Строил Успенский собор. К тому же чист сердцем и бескорыстен, яко дитя. И по-гречески разумеет.
— А не пьяница?
— Да кто из нас без греха? — засмеялся отец Иван. — Но ума Елисей не пропьёт, он крепкой породы — из поморов.
— Добро. Исчисли сам, сколько понадобится денег на расходы. А Елисею накажи: пускай в Болгарии поищет знатных розмыслов, кои в строительстве стен и в зодчестве были бы искусны. За ценой пусть не стоит. Платить станем не скупясь.
Потом великий князь заговорил с духовником о предстоящем походе.
— Бывал я и в Булгарах, — отозвался отец Иван. — Городов у них немного, но укреплены на совесть. Главный — Великий город, по ихнему Биляр. Жителей в нём тысяч до пятидесяти наберётся, а теперь, может, и больше.
— Стены каковы?
— Дубовые, вроде наших. Тоже стоят на валу, а перед валом ров выкопан в две сажени глубиной. Дома же в городе почти все глинобитные, зажечь трудно будет. — Священник помолчал, потом добавил: — В книгохранилище старые хартии[61] лежат, ими ещё Андрей Юрьевич пользовался. Погоди, сейчас принесу...
Отец Иван вышел и скоро вернулся с пергаментными свитками. Один из них был весь исчерчен синими стрелами, а сбоку стояли пометы, сделанные рукой Андрея. Это оказался подробный замысел последнего похода на Булгарию в 1172 году.
— Вот их другой город, Бряхимов, — говорил отец Иван, тыча в хартию толстым пальцем. — Отнесён в сторону от Волги, дабы его в яроводье не заливало. А это — Тухчин-городок, невелик, вроде нашей Твери, да по Каме ещё два — Жукотин и Керменчук.
— Они нам без надобности, — сказал Всеволод. — Коли уж бить, так в самое сердце. Я вот думаю, кого бы в Биляр послать. За двадцать лет много воды утекло. Может, там и стены-то поставлены каменные?
— А пошли Гюрю. На русского он похож, как я на красну девицу. Обряди его по-восточному, сойдёт за купца — армянина али грека. Да о его роде-племени никто там и допытываться не станет: в Биляре и христиан полно, и язычников, и иудеев. Булгары веротерпимы, хотя знать у них исповедует ислам.
— Добро. — Всеволод провёл ладонью по русым кудрям. — Спасибо за дельный совет. Только согласится ли Гюря? Ты скажи, чтоб он зашёл ко мне.
Оставшись один, Всеволод принялся изучать хартии и просидел над ними до вечера. Пометы Андрея говорили, что от Городца Волжского до устья Камы войска дошли за четыре седмицы.
«Можно уложиться и в три, ежели пешую рать посадить на струги, — думал Всеволод. — А конница пойдёт берегом. К тому же люди не устанут».
Он попробовал прикинуть, сколько потребуется судов для переброски. Выходило много, даже если не брать в расчёт полки Святослава. Те, конечно, придут конными. Значит, в первую голову надо искать плотников, искусных в постройке речных кораблей, а также кормщиков и других бывалых людей, которые знали бы на Волге каждую излучину и отмель.
Тут великий князь усмехнулся внезапной мысли: а кто же знает их лучше ушкуйников? Они заварили кашу, они и помогут расхлебать...
Когда явился Гюря и сказал, что готов поехать в Биляр хоть завтра, Всеволод обнял тиуна.
— Другого ответа я и не ждал, — молвил он. — Но у тебя по дороге будет ещё одно дело. Ежели оно выйдет, награжу по-царски...
На другой день Гюря выехал в приволжские сёла, служившие зимой пристанищем разбойной вольницы. За пазухой у тиуна лежал указ, в котором от имени великого князя было обещано прощение всем ушкуйникам, ежели они до весны придут в государево ополчение. А нераскаявшихся, говорилось в указе, ждёт позорная казнь на этом свете и вечные муки на том.
Глава 26
С началом весны, едва на пригорках пошли в рост первые травы, во Владимир изо всех городов потянулись братчины корабельных плотников.
Их встречали тиуны Всеволода и отправляли в Городец. Там, по приказу великого князя, нужно было построить в кратчайший срок множество ладей, насадов и стругов, общим числом около двухсот.
Ещё зимой княжеские лесорубы заготовили и вывезли в Городец склады мелкослойной унжинской сосны, которая славилась своей прочностью. Тут же были поставлены и новые срубы для жилья, так что Всеволод остался доволен, когда приехал сюда присмотреть за началом работ.
Часть кораблей строилась и в Коломне для рязанского ополчения. С паводком обе судовые рати должны были сойтись в устье Оки.
Чтобы привлечь к делу побольше умелых рук, великий князь распорядился платить работникам по ногате в день. При даровых харчах это были немалые деньги — за месяц человек мог скопить на доброго коня. Тиунам-надсмотрщикам Всеволод пригрозил отдать в обельные холопы всякого из них, кто запустит руку в котёл братчины.