В городе, видно, испугались, что русские ворвутся внутрь на плечах бегущих, — во всяком случае, мост через ров не опустился, и конники Изяслава рубили булгар, словно тальник.
Со стен тучами летели стрелы и камни из метательных снарядов.
— Святославич! — позвал Всеволод.
— Здесь, княже.
— Займи оплот, под стены не лезь, жди моего гонца.
— Лечу.
Дальше всё происходило так, будто сон ещё не кончился, а сделался нелепее и страшнее. Осыпаемый стрелами, полк Изяслава начал поворачивать коней. Воины на скаку подхватывали с земли раненых, но больше оставляли убитых. Кони без всадников, обезумев, носились по полю.
Чтобы прикрыть отступавших, Всеволод распорядился приготовить к бою владимирскую конную дружину. Но она не понадобилась — булгары не решились преследовать потрёпанный полк, только крики со стен стали громче.
Изяслава принесли на плаще четверо его воинов и осторожно опустили у ног великого князя. Из груди юноши торчала толстая, в два пальца, стрела.
— Из самострела, — сказал один из ратников, — кольчугу пробила, будто холстину.
Изяслав был без сознания. На щеке его багровела широкая ссадина.
«Что же ты наделал, мальчик?» — хотел вымолвить великий князь, но губы его шевельнулись беззвучно.
Подошёл Кузьма Ратишич с лекарем. Лекарь опустился на колени и взял княжича за запястье.
— Сердце пока бьётся, — сказал он, ни на кого не глядя. — Кто-нибудь подсобите мне раздеть его.
Изяслава посадили и, срезав древко стрелы, стали снимать кольчугу. Юноша застонал.
— Пить, — не открывая глаз, попросил он.
— Пить тебе нельзя, — сказал лекарь. — Вот наконечник вытащу, тогда...
Лекарь обнажил рану и, встретившись взглядом со Всеволодом, тихо покачал головой.
Глава 30
В захваченном Изяславом оплоте укрепился пеший полк Романа Рязанского. Отводные глиняные трубы, подающие в город воду, были забиты деревянными пробками. Булгары совершили несколько ночных вылазок, пытаясь вернуть оплот, но каждый раз отходили с большим уроном для себя. Добытые «языки» показывали, что запасы воды в городе почти истощились — выдают её на душу по полкувшина в сутки, да и то тухлую. Поэтому сеид, глава мусульманского духовенства, разрешил верующим совершать омовение песком.
С каждым днём росло число перебежчиков. В городе, по их словам, назревал бунт. Купцы и ремесленный люд требовали у властей начать с русскими переговоры.
На десятый день прибыл гонец с грамотой, подписанной самим ханом. В послании хан предлагал великому князю заключить мир на вечные времена. «Любые разумные условия, — писал он, — будут приняты нами без оговорок».
Казалось бы, Всеволод добился своего, поставив Великий город на колени. Однако он не выказал по сему случаю никакой радости. Изяслав до сих пор лежал в бреду и лишь изредка приходил в сознание. Молодое крепкое тело княжича упорно цеплялось за жизнь, и, глядя на муки племянника, Всеволод извёлся сам и замучил других бесполезными попрёками. Главным виновником он, конечно, считал себя. Приближённые великого князя уже втайне начинали сожалеть, что Изяслав не был убит наповал. Ну, погоревали бы, поплакали, и делу конец. Война есть война.
Всеволод и сам понимал, что негоже опускать руки. Но ничего не мог с собой поделать: сердце остыло к войне, да и сама её причина казалась теперь незначительной.
«Устал я, наверно, — думал великий князь. — С шестнадцати лет не выпускаю саблю из рук. И впереди трудов непочатый край. Жизни на всё не хватит. А ведь ещё предстоит война с половцами. Покуда их не обуздаем, не быть на Руси тишине».
Вслед за ханским гонцом приехали послы Великого города. Всеволод принял их в своём шатре и сразу повёл разговор об условиях. Булгарские вельможи были покладисты, и договорные грамоты скорописцы составили тут же на двух языках. В грамотах говорилось, что все русские пленные, до последнего человека, немедля отпускаются на свободу, а те, которые уже развезены в дальние земли, будут сысканы и тоже возвращены на родину; за ущерб, причинённый набегом, булгары платят окуп в тридцать тысяч русских гривен — серебром или товарами; купцы, приходящие в Булгарию из русских княжеств, получают право торговать беспошлинно, не подвергаясь поборам, как законным, так и незаконным, со стороны ханских мытников[71]; и, наконец, Булгария впредь не станет самовольно карать русские сёла, укрывающие ушкуйников, но будет предавать их в руки великого князя, дабы он мог вершить суд над ними по справедливости.