Всеволод погладил руку племянника.
— Победителей не судят, — тихо сказал он. — Вон посмотри, сколько наших людей мы освободили... благодаря тебе. Все они молят бога о твоём выздоровлении.
Изяслав слабо покачал головой:
— Нот. Я хотел попрощаться с тобой. И знай: умираю без сожаления...
Губы Изяслава ещё шевелились, но слов уже нельзя было расслышать. Потом тело его вытянулось и застыло.
— Господи, прими душу его, — сказал лекарь.
Всеволод медленным движением снял шлем. Он стоял сгорбившись, словно сразу постарев на добрых два десятка лет.
— ...мёду, — услышал он вдруг голос лекаря.
— Что?
— Говорю, мёду надо достать побольше, а то тело не довезём в целости.
— Хорошо. Купите у мордвы...
Примерно через час воины привезли широкую долблёную колоду, из которой поят скот. Она была доверху наполнена зеленоватым кипрейным мёдом.
Княжича обмыли и положили тело в колоду.
«Теперь оно останется нетленным до самого Владимира, — подумал великий князь. — Хоть похороним в русской земле».
К полудню войско двинулось домой. К нему присоединился и отряд Спирьки Уса.
Глава 31
Будто в вознаграждение за смерть Изяслава судьба послала вернувшимся полкам великую радость.
По прибытии во Владимир их ждало известие о том, что южнорусские князья соединёнными силами нанесли жестокое поражение половцам. Последствия оказались ужасны для степняков. Русские гнали их вглубь Дикого поля, пока у коней хватало сил.
В этом сражении половцы потеряли только пленными около семи тысяч, а сколько их полегло под мечами, о том доподлинно знали лишь степные стервятники.
Кроме самого Кобяка с двумя сыновьями, в плен угодили или были побиты многие подручные ханы.
Во всех владимирских церквах звонили колокола и шли благодарственные молебны по случаю победы над погаными.
Отпустив своих союзников с богатыми дарами, Всеволод Юрьевич почти всё время бывал в кругу семьи. Изредка он звал к себе отца Ивана, чтобы сыграть в тавлеи и потолковать по душам. Однажды разговор между ними коснулся католической церкви. Отец Иван со смехом стал рассказывать о том, что нынешний папа Иннокентий III основал два братства нищенствующих монахов — орден святого Франциска и святого Доминика.
— По указу папы, — говорил священник, — сия братия не должна иметь ни денег, ни имущества. Но попробуй удержи её от искушения, когда любой монах продаёт отпущение грехов при жизни. Кстати, у меня под рукой есть дословный список, хочу огласить его перед своими прихожанами. Вот послушай, государь. — И отец Иван, ухмыляясь в бороду, прочёл: — «Да сжалится над тобой (имярек) господь наш Иисус Христос, да освободит тебя; властью его и блаженных Петра и Павла, апостолов его, и апостольской властью, мне данной, отрешаю тебя от всех грехов твоих, исповеданных и забытых; также от всех падений, преступлений, проступков и тяжёлых провинностей: а также от осуждений и наказаний, наложенных судебной и людской властью, ежели ты им подвергся. Даём тебе полнейшее прощение и отпущение всех твоих грехов, насколько простираются в сей области полномочия святой матери-церкви. Во имя отца и сына и святого духа — аминь». Ловко состряпано? Согрешил, заплатил — и концы в воду! Христос палкою гнал из храма торговцев, а папа, выходит, сам первый из них.
Всеволод посмотрел на своего духовника.
— Тут дело не в одной наживе, отче, — подумав, сказал он. — Корни уходят глубже. Папский престол во все времена стремился поставить свою ногу на выю[73] светской власти. Туда же гнёт и наш Никифор.
— Знаю, — согласился отец Иван, и оба задумались.
Недавно скончался ростовский епископ Феодул. Узнав о его смерти, киевский митрополит Никифор, родом грек, прислал сказать Всеволоду, чтобы он встречал нового владыку, Николая, тоже византийца. Великий князь в глаза не видел этого Николая и ничего о нём не знал — ни худого, ни хорошего, но его покоробил сам слог послания — повелительный и высокомерный. Поэтому Всеволод ответил митрополиту довольно резким письмом, указав ему, что глава епархии, согласно соборным правилам, избирается всенародно и по воле князя.
«Ты же поставил Николу неправо, своею властью, и мы его принять не хотим, а потому поступай с ним как знаешь», — говорилось далее в письме.
По совету отца Ивана великий князь просил взамен грека игумна Луку из Берестовской обители, «человека молчаливого, кроткого речью и делом».
Митрополит, надо полагать, сильно оскорбился. Во всяком случае, ответа от него не было до сих пор.