- И что она у нас делает, что? Она же совсем ребенок, ничего не умеет. Видите, перья щиплет. С нее пользы как с козла молока!
Ну как было стерпеть такое оскорбление! Василинка сунула в пух голые колючки: пусть поспит нэпманша на них - и выбежала из дому. А когда вернулась, Сергея и Лены уже не было.
- Так ты ходишь по профсоюзам, а? - кричала разозленная хозяйка. - Так ты жаловаться на нас? Тогда иди куда хочешь, нам такие не нужны!
Василинка глянула на рассерженную хозяйку и чуть не засмеялась: та от злости сделалась красной, как свекла. Не только щеки-булочки, но и глаза налились кровью. Если б могла, если б не боялась, то вцепилась бы в косы своей служанки да отхлестала, век бы та помнила. Но дудки! Тут уже не мать, не бабушка Анета, а сам профсоюз стоит за Василинку горой!
Назавтра принесли бумажку из профсоюза. Несовершеннолетнюю Василису Савчук запрещалось перегружать тяжелой работой, она должна была по закону получать по три рубля семьдесят копеек в месяц. Хозяйка снова ругалась, но Василинка не обращала внимания, страх куда-то исчез. "Через два месяца можно будет справить ботинки!" - радовалась она.
Но справить ботинки так и не удалось. Спустя несколько дней Василинку навестила мама: она приходила в город по своим делам. Хозяйка не преминула поднять шум, ругала Василинку почем зря.
Мама побелела от обиды:
- Собирайся, доченька, бери расчет и пойдем домой. Нечего тебе тут делать. Будем жить в тесноте, да не в обиде. Бабушка Анета не прогонит, хватит всем места. Издеваться над тобой никто не станет...
Василинка тут же позабыла о всех неприятностях городской жизни. Правда, и жалеть было нечего. Города она так и не увидела, даже на площадь, которую называли тарелочкой, не сходила, не во что было одеться.
Хозяйка протянула Василинке четыре рублевки.
- Где мое не пропадало! На, возьми еще на блузочку!
На столе лежал кусок мятой желтой марли.
- А вы посчитайте как следует, Фаня Львовна! - дерзко ответила Василинка. - С вас еще три рубля пятьдесят копеек! И не дергай меня, мама! Профсоюз так приказал платить!
- Ах, какое нахальство! Вы только послушайте! - кричала хозяйка, повернувшись к закрытым дверям. - Где ты, мой муж? У меня нет мужа, нет защитника. Ибо если бы он был, он бы палкой выгнал из дома эту мерзавку и гнал ее через весь город. Ты слышишь или нет? Нет, не слышит, и я вынуждена отбирать хлеб у моих голодных детей, чтобы озолотить эту бесстыдницу! На, бери, пей мою кровь!
- Пойдем, мама! - улыбнулась Василинка, пересчитав деньги. - А марлю пусть оставит себе вытирать слезы!
Купив в лавке кусок мыла, несколько фунтов соли и бутылку керосина, Василинка с мамой шли по шпалам домой. Всю дорогу говорили, говорили, не могли наговориться.
СВАТЫ ЕДУТ
Тоня с каждым днем хорошела. Коротко постриженные каштановые волосы вились крупными кольцами. Ни весенний холодный ветер, ни палящее солнце не портили нежного, с тонким румянцем лица. Всем бросалась в глаза красивая, стройная девушка, добрая и участливая к людям.
- Вот будет кому-нибудь невестка, - судачили женщины. - Тише воды, ниже травы!
- Жди, Аниська, сватов к Тоне!
- Что вы, соседушки! - смущалась мать. - Не с чем мне отдавать дочку замуж.
- Найдутся такие, что и без приданого возьмут, - утешали женщины.
Как ни старайся, сколько в руках не держи иголку, а приданым для девчат не разживешься. Даже подушки и кожуха нет у Тони, да и живности никакой в приданое ей не будет. Правда, Тонечка совсем еще молоденькая, о замужестве не думает. Но все ли знают матери про своих дочерей?
Однажды, еще до службы в городе, Тоня сказала Василинке:
- Побожись, что никому ни слова!
- Ей-богу, никому! - охотно повторила Василинка, гордая доверием старшей сестры.
- Ты знаешь, кто меня вчера с вечеринки провожал? Володя из Подлипок! Ну тот, высокий, чернявый. Ой, Василинка, какой же он славный! Сим-па-тич-ный, - мечтательно протянула Тоня. - Ах, какой симпатичный! Только смотри - никому ни-ни!
Сейчас эти слова всплыли в памяти Василинки. За столом сидел дядя Семен и задавал один за другим вопросы:
- Скажи, Тонечка, что тебе сегодня ночью приснилось?
- Ничего, - тихо ответила Тоня.
- А все же вспомни!
Тоня отрицательно покачала головой.
- А волков во сне не видела?
- Нет.
- Так скажите вы мне, - продолжал Семен, - кто в вашей семье такой счастливый? Отец? Или мать? А может, ты сама, Тонька, в рубашке родилась? Я Свириду - о девчатах из нашей и соседних деревень, о Левонишке, которая имеет приданое. "Нет, - говорит, - не хочу". За Матреной Косовой семь одежек дают и шкаф дубовый. Слышать не хочет. Евсей царские золотые монеты дочке приберег. Не беда, говорю, что девка ростом не вышла. А Свирид разозлился: "Брось ты, дядя Семен, меня уговаривать. К Медведишке иди! Как увидел ее на вечеринке - сразу сказал сам себе, что будет она моей женой. Сказал - и все тут!" Так что ты скажешь на это, девушка? - заглядывая в синие, как васильки, Тонины глаза, спросил дядя Семен. - Видно, правду люди говорят. Дай бог бедняку красивую дочку, а богатому - сына, как лапоть. Чаровница ты, Тонька, и все тут.
Оцепенелая Тоня прислонилась к стене, чтобы не упасть.
- Скажите, что не согласна, - вымолвила наконец она.
Василинка с любовью поглядела на сестру.
- Да ты подумай, девушка. Такие женихи не часто попадаются. Одной землицы больше пятнадцати десятин имеет. Не пьет, не буянит. Не очень красив - так с лица воду не пить. Немного староват. Это для мужика не порок. Старый конь борозды не портит.
- Не пойду, не пойду за немилого! - воскликнула Тоня, заливаясь слезами.
- Ну что ж, Антонина, не ты, так другая найдется. Но послушай, что скажу. Коли ты Свирида не можешь видеть, как жабу в супе, - тогда не о чем говорить. А если он не настолько противен, иди за него замуж! С годами все оботрется, стерпится - слюбится. По крайней мере, в богатом доме хозяйкой станешь. В заботах да когда дети пойдут и о любви забудешь. Советую тебе, девушка, подумать не торопясь, чтобы потом не жалела.
Дядя Семен тяжело поднялся с лавки, пригладил обеими руками волосы и недовольный подался из дома.
Слова о богатстве Свирида больше всех тронули мать.
- Бедный человек будто глупее делается, - доказывала она Василию. Нужда сгибает его, превращает в бессловесное существо. Может, Тонечка человеком себя почувствовала бы, когда избавилась бы от бедности, нам же после пожара никак не выкарабкаться.
- Не то говоришь, Анисья, - не соглашался Василий. - В песне поется: "Владыкой мира станет труд..." Так выходит, что наша семья будет самая богатая, ведь руки у всех работящие. И Тоня честный человек, к работе охочая. Наконец поймут же люди, в чем их счастье! Послушай, мать, не выдавай Тоню за немилого! Пусть дождется своего дня!
- Мечтатель ты, Василий, - улыбнулась сквозь слезы мать. - Знала я одного такого - Самсонова из железнодорожного депо. Тот все говорил о мировой революции, о счастье для всех. Да погиб, не дождался. Замучили коммуниста Самсонова врангелевцы. Давай лучше о сегодняшнем дне подумаем.
Мама упрямо стояла на своем: пусть лучше Тоня будет женой зажиточного человека, чем прозябает в бедности. Василинка тоже попыталась отговорить маму, но та как отрезала:
- Не тебе решать дела взрослых.
В воскресенье утром Свирид со старшим братом осадили на скаку вороную лошадь, вылезли из брички. Увидев их через окно, Тоня хотела спрятаться в боковушке, но мать ее остановила.
Свирид, коренастый, приземистый, с широким обветренным лицом, как вошел молча, так и просидел все время, не проронив ни слова. Зато много говорил его брат Прокоп, оглядывая с ног до головы Тоню. А та, залившись краской, не подымала глаз.