Как-то вечером мы шли домой усталым шагом крепко поработавших людей. Вдруг послышалось, что заржала лошадь. Мы переглянулись. Казак насторожился, поставил уши торчком и бросился вперед, заливаясь во весь голос. Мы побежали за ним. На другом берегу протоки слышались голоса, фыркали кони.
— Ребята, Зубрилин! — крикнул Смыслов, чьи длинные ноги успели вынести хозяина далеко вперед.
Замполит шел по бревну через протоку. В лесу стояли кони, лежали кучей вьюки и седла.
— Вот и наши воины, — приветствовал он нас. Мы поняли, что военком беседовал с ним. — Ну, чего застеснялись? Здравствуйте.
Нам действительно было не по себе. Сбегали на войну... В конце концов, это простительно, но все-таки неприятно.
Зубрилин, видно, понял наше настроение. Он начал с того, что прочитал последнюю сводку о военных действиях. Неутешительная сводка. Мы хмуро слушали и никак не могли понять, как это немцам удалось так легко пройти через нашу границу. Ну, новая граница — куда ни шло: она могла быть неготовой или еще что там. Но старая, о которой шли такие разговоры!.. Неприступная, мощная. И вообще, ни пяди своей... малой кровью... и все такое. Как обухом по голове.
— Вот так, — сказал он. — Такие дела, братцы. Между прочим, меня тоже не взяли, хоть я только что демобилизовался. Говорят, здесь тоже фронт. — Он помолчал, посмотрел на нас. — А теперь несколько слов о работе. Знаете, что дает стране Колыма? Знаете, конечно. На золото мы можем покупать оружие, самолеты, корабли. Золото добывают здесь сотни тысяч людей. Их надо кормить. Продукты приходится возить через море, через чужое море. Ненадежно. Долго. В конечном счете от нас зависит, будут люди сыты или нет, будут давать металл или не будут. Понятно? И вот еще что. Сроку вам для работы здесь от силы два месяца. Заканчивайте с этим островом. Осенью едем на новое место.
— Куда? — спросил Бычков.
— Ближе к приискам.
Мы с Зотовым переглянулись. Нас этот переезд вряд ли касался.
— Вы оба тоже поедете, — сказал вдруг Зубрилин.
— А совхоз?
— Справляется без вас? Справится и дальше. Спасибо, что хороших мастеров подготовили.
Через два часа Зубрилин собрался в дорогу. Он спешил.
— Что там нового? — спросил я. — Как с Зотовым?
— Письмо от Шустова я получил, все сделал. Проверили Конаха. Весьма подозрительный человек. Но до конца о нем узнать ничего не удалось. Город Бобруйск, откуда он родом, у немцев. Ничего нового теперь не узнаешь. Долго.
— Вы думаете, что это все-таки он?
— Нет, я не думаю так. Улики малоосновательны. Может быть, просто совпадение. Подождем, посмотрим. И вообще не особенно утруждайте себя размышлениями на этот счет. Есть для того другие люди. Но оглядывайтесь почаще. Не вредно. Бдительность всегда нужна. А теперь, в условиях страшной войны, особенно. Я говорю о настоящей бдительности, ребята. Поняли?
— Так точно, — совсем по-военному ответил Бычков.
Зубрилин коротко улыбнулся.
Глава пятая, в которой рассказывается о наших врагах. Разговор Дымова с Конахом. Поступок Зубрилина
Дмитрий Степанович Дымов видел, кто прошел в кабинет Омарова. Оценив положение, он взял папку с пометкой «На подпись» и тоже отправился в приемную капитана.
Дождавшись, когда неожиданный посетитель вышел из кабинета, Дымов приоткрыл дверь и вежливо спросил:
— К вам можно, Кирилл Власович?
— Входи, входи, — голосом доброго друга ответил Омаров. Почтительность плановика ему всегда нравилась. — Входи давай, — повторил он. — Ты вообще можешь входить ко мне, когда надо. Без всяких этих докладов, ты человек свой, проверенный.
Он встал из-за стола, без стеснения потянулся. Настроение у капитана было хорошее. Засиделся, пока разговаривал с тем посетителем.
— Благодарю вас, капитан, — ответил Дымов. — Вы очень добры ко мне. И я стараюсь быть как можно полезнее для вас. Такое сейчас время, мы должны во всем помогать друг другу, работать сплоченно, дружно. Когда людей связывает братская дружба, врагу труднее разбить их, не правда ли?
— Вот именно. На эту тему у меня только что был один разговорчик. Ты знаешь, кто это сидел у меня?
Нет, откуда же...
— Майор из НКВД. Такие глупые вещи говорил, слушать не хочется. Чтобы в нашем коллективе!.. Да он не знает, что я сам подбирал каждого человека! И ручаюсь за своих людей головой, понятно?
— Кто же ему не понравился?
— Конах. Этот скромный бухгалтер, который тише воды, ниже травы. Что он о нем знает? Да и фактов никаких, просто подозревает. Ну, так я сказал ему...
— Известно, вы в обиду своих сотрудников не дадите. Вот почему у вас приятно работать, Кирилл Власович. Я это очень ценю. Мы все ценим.
Дымов замолчал, потом сказал, как человек, который ценит время:
— Если позволите...
Он разложил папку, вынул бумаги.
— Подожди, — отмахнулся Омаров. — Тут вот какой разговор. Директор треста предупредил меня, что запас муки и основных продуктов у нас на базах уменьшился. Это правда? Как там по отчетам, я давно не проверял остатки, не в курсе.
— Да, товарищ капитан. Продуктов убавилось примерно на одну треть. Остался четырехмесячный запас.
— Очень мало. Шесть судов становятся сейчас под погрузку в Находке. Ты дал указание, что грузить?
— Да, товарищ капитан. Вот радио в порт. Первым выйдет «Кулу». На него погрузят муку, масло, табак. Вторым — «Джурма». На ней взрывчатка. Потом «Анадырь» с техникой. Подпишите, и я сейчас же передамрадиограмму. Все, как положено.
Омаров подписал. Дымов не уходил.
— Страшное время. Война, — задумчиво сказал он.
— Не горюй, Дымов. И не такое вынесли, а теперь... Какая сила поднялась на немцев! Временные неудачи, а может, и военная хитрость. Заманиваем. Ну что ж, бывает. Только слабые люди теряют голову. Таких мы всегда поправим. А если надо — накажем, чтоб другим неповадно было. Паршивых — из стада вон.
Дымов помялся, потом сказал, понизив голос:
— Вчера здесь был агроном из Айчана. Знаете, пожилой такой, кажется, Волков его фамилия. Так он в разговоре заявил, что если еще Япония вступит, тогда мы окажемся в мешке. И все это таким тоном...
— Негодяй! Пораженческие речи сейчас хуже всего!
— Он и о вас с усмешкой говорил. Нашлись, что поддакивали ему, соглашались, разговор поддерживали.
— Кто? — Голос Омарова звенел, накалялся.
Агроном и зоотехник из Мульена. Тоже субчики хорошие. Германия, дескать, сильна, ее голыми рукамине возьмешь...
Омаров сорвал трубку телефона.
— Майор? Это Омаров говорит. Ты вот подкапывался у меня под этого... Ну да, да. А сам не замечаешь, что у тебя под носом пораженцы агитацию разводят. Кто? По телефону нельзя, приди, потолкуем... Это из тех, кого я недавно принял вместе с совхозами и еще не успел проверить как следует.
Дымов вышел из кабинета, с непроницаемым видом прошел по коридору и плотно закрыл дверь своей комнаты. По телефону он сказал Конаху:
— Ты мне нужен. Да, в семь.
Тот хотел спросить что-то еще, но Дымов быстро повесил трубку.
В семь часов начальник планового отдела гулял по дороге за городом, скучающими глазами смотрел по сторонам. Конах стоял в кустах. Ждал, воровато оглядываясь.
Они сели на закрытой от взоров полянке. Дымов с откровенной насмешкой посмотрел в лицо бухгалтеру.
— Он жив, наш мальчик.
— Как — жив? — Конах даже вскочил.
— Вот так. Жив. И даже не ранен.
— Не может быть! Пуля сбросила его в реку. Как камень, ушел под воду... Я еще подошел, посмотрел. Не выплыл.
Дымов хмыкнул.
— Мистика какая-то... — пробормотал Конах.
— Стареем мы, наверное, друг мой. Никуда уже не годимся. И глаз подводит, и руки, и энергия не та. Белый Кин в этом отношении более удачлив. Смотри, как у него с Бортниковым...
— Придется ехать опять, — безо всякого энтузиазма заметил Конах.
— Придется, — в тон ему отозвался Дымов. — Только не в Катуйск, а в Кирелях, на север. Там есть оленесовхоз, километров триста от последнего прииска в сторону Неры. Нужно сделать ревизию в этом хозяйстве.