— А, вот и еще партнер! — обрадованно сказал один из пассажиров. — В дурака играете? Чудесно. Давайте знакомиться: бухгалтер Рыбников.
Второй назвался журналистом.
Не все ли равно, кто они. Лишь бы скорее ехать.
Пароход отошел в пять часов вечера.
В пять тридцать в кабинет капитана Омарова вошел Зубрилин.
Омаров ответил на приветствие сухо, едва глянул на замполита и опять уткнулся в бумаги. Зубрилин сел. Они молчали долго, минуты две. Наконец Омаров поднял голову.
— Что скажете?
Зубрилин протянул ему приказ.
Омаров бегло прочитал бумагу, брови у него поднялись. Он сначала просто удивился. Его, снять? Как же это так — снять? Потом он густо покраснел, прочитал еще раз. Зубрилин ждал. Омаров вскинул на него бешеные глаза. Они стали совсем совиные, круглые белки покраснели. Грохнул стул. Омаров вскочил и, тяжело задышав, сказал:
— Добились своего... Вы, Зубрилин, искусный карьерист!
Виктор Николаевич тоже встал. Закусив от обиды губу, он как можно спокойнее произнес:
— Передайте дела, Омаров.
— Вам не терпится? Не терпится! А что я, что мое... до этого вам нет, конечно, дела. За потерю бдительности. Это, значит, и партбилет... Да я... Вы знаете, что это за обвинение?.. Дела?.. — Он вдруг схватил ключи, нагнулся, со стуком выдвинул один ящик стола, другой, третий... Посыпались бумаги. — Дела? Вот они, берите, садитесь за этот стол, вы долго ждали этого часа... А мне?.. — Он выпрямился. — Потеря бдительности, чекист, двадцать лет работы!..
Все дальнейшее произошло в одно мгновение. Омаров сунул руку в карман, выхватил пистолет, щелкнул затвором и поднял пистолет к виску. Зубрилин через стол успел ударить его по руке, пистолет стукнулся о паркет, затвор сработал, раздался выстрел, пистолет завертелся на полу, как волчок.
В дверь влетела секретарь.
— Что случилось?
— Ничего, идите, — сказал Зубрилин, поднял оружие и сунул к себе в карман. — Слизняк! — сказал он уже другим тоном, переходя на ты. — Иди погуляй, успокойся. Придешь потом, поговорим.
Омаров опустил голову и пошел к двери.
— Ключи от сейфа, — сказал ему в спину Зубрилин.
Капитан молча положил их на край стола и сгорбившись вышел.
Виктор Николаевич постоял, походил по кабинету; вздохнув, как перед трудным делом, начал просматривать бумаги. Стемнело. Заглянула секретарь, сказала: «Я ушла, шесть часов». Зубрилин кивнул, зажег большую люстру. Потом услышал, как в приемной стенные часы гулко пробили девять. «Так скоро?» — подумал он. Покончив с разборкой письменного стола, повернулся к сейфу и открыл его. Выложил содержимое сейфа на стол, начал рассматривать каждую бумажку. Это занятие отняло много времени. Он машинально считал удары, когда часы пробили одиннадцать. В приемной осторожно покашливал дежурный. Перемена в кабинете начальника, кажется, никого не удивила. Учреждение продолжало работать.
Взяв из стопы синюю папку, Зубрилин развязал тесемочки и начал читать.
Что такое? Письмо директору треста.
«Сообщаю, что месторождение в районе ключа Незаметного является уникальным по содержанию золота...»
Он глянул на подпись: «Бортников». Сжав брови, Зубрилин напряг память. Бортников? Что-то он слышал о нем. Да, да... Это тот, что погиб. Но почему его докладная очутилась здесь? И карта, еще какие-то чертежи на синьке. В управлении снабжения? Непонятно.
И вдруг его поразила мысль: «Скалов, Белый Кин, — Винокуров — Дымов — Омаров». Удивительно ясно и просто: цепочка связана этой синей папкой. Вот оно что! Он шумно выдохнул воздух, нахмурился. Не ожидал, что и сам Омаров в этой страшной компании. Значит, он не просто самовлюбленный дурак, он заодно с врагами. Схватил телефонную трубку, сказал:
— Очень важное сообщение. Соедините, пожалуйста. Это Зубрилин.
Подождав и услышав голос комиссара, сказал негромко:
— Интересная находка в сейфе Омарова. Бумаги погибшего геолога Бортникова. Приедете? Я буду здесь.
Комиссар прибыл через несколько минут. Он осмотрел бумаги, выслушал мнение Зубрилина. Подумав, сказал своему помощнику:
— Возьмите Омарова. Сейчас же. Немедленно. Утром доставьте его ко мне.
Капитана Омарова арестовали дома, во втором часу ночи.
Еще через день в город привезли Белого Кина и Винокурова.
А Дымов в это время ехал на юг.
Качался в Охотском море большой пароход, черный дым его смешивался с темными и низкими тучами, висевшими над водой. Под носом корабля шипела, рвалась на клочья белая волна, билась о борта, раскачивала железную громадину и так и этак, но корабль упрямо и грузно шел вперед, на юг, презирая октябрьскую непогоду, и волны, и тучи, и косой дождь с туманом. Что ему погода, такому кораблю!
В каюте корабля Дымов резался с соседями в подкидного, потягивал коньяк, слушал байки, рассказывать которые был мастером черноволосый молодой бухгалтер. Вообще ему попались славные ребята. Они знали массу анекдотов, все время болтали разный вздор и, что особенно ценно, ни о чем не расспрашивали. Лишь время от времени второй сосед Дымова, журналист, ходил в радиорубку, и радист, почтительно посматривая на него, передавал короткие шифровки. Но этого Дымов, разумеется, не знал.
Как-то вечером журналист сказал:
— Идем через Лаперузов пролив.
Дымов нехотя потянулся:
— На воздух, что ли, пойти?
И, не дожидаясь согласия, вышел на палубу. Вслед за ним вышел и бухгалтер.
Они устроились на носу корабля, оперлись на поручни и молча стали смотреть на близкие берега чужой страны. Море потемнело, только белые гривы волн светились вблизи да где-то на горизонте горело красноватое зарево. Берега затаились, там не блестел ни один огонек. Темные волны оставались за кормой.
Дымов шарил глазами по поверхности моря, искал суда, шлюпки. Вдруг появится катер или миноносец и даст команду остановиться? Вдруг привалит такое счастье? И тогда он не упустит момента, сделает рукой «пока» и перейдет на другой корабль, чтобы уже никогда не вернуться.
— Будто и жизни там нет, — сказал бухгалтер, спугнув щемящее ожидание. — Ни одного огонька. Затаились. А ведь густо населен берег!
Дымов не ответил. Он озяб, холодный ветер залезал за воротник пальто, холодил ноги, железо поручней было мокрым, ледяным на ощупь. Но он не ушел с палубы до тех пор, пока берега не остались далеко позади; корабль вошел в Японское море.
Они вместе сошли вниз, в тепло обжитой каюты.
— Еще одни сутки, — сказал бухгалтер, — и мы в Находке. Вы долго пробудете там? — Он посмотрел на Дымова.
Первый вопрос за всю дорогу.
— Дня три-четыре, не больше. Хочу этим же пароходом назад.
— Может, вместе попадем. У меня тоже дела дня на четыре.
Дымов ничего не ответил. Вместе так вместе. Но вообще-то ему не понравилась навязчивость бухгалтера.
Находка встретила пассажиров теплой, золотой осенью. Море голубело, а в бухте и вовсе выглядело нежно и ласково. Сопки горели золотым и зеленым, дубняк пожелтел, среди зарослей дуба величаво стояли зеленые сосны. Портовый поселок, разбросанный по склонам сопок, казался очень романтическим. Город только строился, отдельные дома гнездами лепились вдоль дороги.
Дымов пошел в управление и, даже не устроившись с ночлегом, уселся за работу. А вечером, захватив свой чемоданчик, направился по дороге вниз, к городку пересыльных, где ему заказали комнату.
Товаровед базы, со странной фамилией Чарный, догнал Дымова на полдороге. Дальше они пошли вместе. Вскоре их обогнал грузовик и встал неподалеку. Водитель открыл капот и начал возиться в моторе. Путники прошли мимо, даже не глянув на водителя. Из-под шоферской кепочки в них стрельнули острые глаза того самого журналиста, что ехал в одной каюте с Дымовым. Закрыв капот, он поехал дальше, еще раз обогнав двух мужчин.
Дымов сказал Чарному:
— Мы сворачиваем операцию. Создалось очень опасное положение. Надо уезжать.
— Куда?
— Если угодно, со мной. Туда. — Дымов махнул на восток.
— Но как?
— Слушайте внимательно, Чарный. Я все продумал в деталях. Предстоит сделать вот что...