Интересно, что же ответил главк?
Быстро перелистал подшивку. Нашел. И не поверил своим глазам. Главк отказал. Рекомендовал «...улучшить организацию труда». Подписал за начальника отдела какой-то Соловушкин. Гм, побывал ли хотя бы раз этот Соловушкин здесь, на комбинате? Видел ли, что здесь творится?
Вот новая директива: «Посылать в командировку директоров и главных инженеров комбинатов без разрешения начальника главка запрещаю». Что ж, не будем ездить... Ну, а если позарез понадобится — неужели надо обращаться в Москву?
А это что? «С первого января следующего года весь амортизационный фонд перечислять в главк». Странно! На какие же средства комбинат будет приобретать новое оборудование?
В дверь постучали. В кабинет вкатился низенький толстяк в белом халате. Он мелкими шажками подбежал к столу, протянул руку:
— Буфетчик Капля, Максим Данилович.
Вид у него был мрачный, почти трагичный.
— Что же это будет, товарищ Григоренко?! — выкрикнул он, как только ухватил руку директора.
— О чем вы?
— Как о чем? Вы меня еще спрашиваете?! Ведь это для меня полная катастрофа! Да разве только для меня — для всей нашей торговли!
— Вы заблуждаетесь, если думаете, что из всего этого я что-нибудь понял.
— Я заблуждаюсь?.. Если бы я заблуждался, то давно бы сидел не в буфете, а совсем в другом месте! Я систематически перевыполняю план! Я — передовик торговли! Да-да, я все время был передовиком!.. А теперь? Теперь я покачусь вниз! В настоящую пропасть, если хотите знать!
— Да скажите толком, в чем дело, — рассердился Григоренко.
— Как в чем дело! Вы запретили продавать водку! Только сухое вино! Да и то в строго обозначенные часы! Сухое!.. — Он саркастически хмыкнул. — Да разве это торговля? Вы хотите выполнять план, а я, по-вашему, не хочу? Разве я могу в таких условиях внести свой посильный вклад в государственный бюджет? Ведь главная статья дохода — водка! А вино — ффу!.. Кто его пьет? Рабочему человеку водочку подавай! А вы запрещаете даже завозить ее на территорию комбината!
— Запрещаю. Категорически! Вы знакомы с постановлением правительства?
— Постановление, постановление... А план? Пускай, по-вашему, горит?.. Нет, я тут торговать не буду! Немедленно закрою свой буфет и открою его в другом месте! Я поставлю вопрос о нерентабельности...
Григоренко усмехнулся:
— Так уж и закроете!.. В случае чего, откроем без вас!.. Вы лучше завезите побольше ходовых продуктов. Минеральной воды, сухого вина, можно пива...
— А коньяк? — оживился Капля.
— Можно и коньяк. Иногда граммов сто с удовольствием могу выпить... Если, конечно, очень захочется.
— Да, с коньяком не разгуляешься, — вновь помрачнел Капля.
— Так это же чудесно!.. Зато он всегда будет!.. Идите и торгуйте. До свидания!
— Всего хорошего, товарищ директор. — Капля протянул руку. — Так я ловлю вас на слове — хотя бы сто граммов коньячку выпейте у меня.
И он выкатился из кабинета.
«Вот еще одна из причин, почему комбинат не выполняет план, — подумал Григоренко. — Этот Капля — находка для слабовольных! И где? На территории комбината. Нет, так не пойдет! Постановление правительства очень своевременно!..»
Оксана повернула за угол и оказалась на своей улице. Шла медленно. В последнее время она всегда с тяжелым сердцем возвращалась домой. Если бы не дочка, не задумываясь ушла куда глаза глядят. Бросила бы все — и работу, и квартиру, и мужа...
Мысль о муже вызвала брезгливую гримасу на ее усталом лице. Никогда не думала, что можно так возненавидеть человека, с которым прожила почти шесть лет!
Вот и ее дом за дощатым забором. Калитка открылась с натужным скрипом. Второй этаж. Три коротких звонка. Никто не открывает. Она порылась в сумочке, нашла ключи, открыла дверь.
Скрипнула под ногами половица.
Первое, что бросилось Оксане в глаза, — стол. На нем недопитая бутылка портвейна, куски черного хлеба, огрызки вареной колбасы, луковица.
Муж лежал на тахте и громко храпел. Пиджак, сорочка, кепка и туфли в беспорядке валялись на полу.
Верочка свернулась калачиком в широком кресле. На розовом нежном личике ребенка — блаженная улыбка.
Оксана на миг замерла. Потом безутешно разрыдалась. Тяжело опустилась на табуретку и закрыла лицо руками. Отчаяние и безысходность терзали сердце. Ну чем она заслужила такую участь? И это она, самая красивая девушка института! Подружки предсказывали ей безоблачное счастье — умного, порядочного и красивого мужа, семейное согласие, прелестных детей.