Помолчали. Сабит закурил сигарету и с удовольствием затянулся.
— Иногда я долго-долго ночью думал про Лисяк и Сажа... Таким только дай воля. Они все в свой карман положить будут...
— Правду говоришь. А Комашко лучше? Они по жадности друг друга стоят. — Остап помолчал, лег навзничь и сквозь прищуренные веки стал смотреть на небо. Звезды сразу будто приблизились.
— Вот ты, я работаем в карьер. Работа тяжелый. Не за длинный рубль мы пришли сюда. Я так думаю, что у нас есть сознаний, что наша работа нужна всей страна.
— Коммунизм — это новый дом. Жить в этом доме могут лишь честные и сознательные люди. Так я говорю?..
Надолго замолчали.
Сабит курил, пряча сигарету в кулаке. Где-то вдали проехала машина. Затеяли перекличку два петуха — кто голосистей. Но и они угомонились.
— Остап, скажи мне, чтоб я понял мало-мало. Зачем я живу?
Белошапка приподнялся, с удивлением посмотрел на Сабита.
— Зачем ты — не знаю.
— А ты? Зачем ты живешь?
— Чтобы после себя оставить след на земле.
— Какой? Скажи... какой след?
— Если будет построена мойка по моему проекту — вот и след. Каждый человек оставляет что-либо в жизни после себя.
Снова замолчали. Начал подкрадываться сон. Первым нарушил молчание Сабит:
— Остап, а меня можно принять в партию?
— Конечно. Парень ты правильный. Это мне теперь в партию дорога закрыта...
Коротка весенняя ночь. Вот уже небо посерело, мелкие звездочки погасли. Скрипнула дверь, и на крыльце появилась костлявая фигура Шевченко. С трудом переставляя ноги, он приблизился к навесу.
— Не спите, хлопцы?
— А вы, дедуся, чего подхватились в такую рань? — спросил в свою очередь Остап.
— Сколько того сну мне надо? Маленькую жменьку — и довольно... Ну, нету, значит, тех басурманов?
Словно в ответ на его слова неподалеку остановилась машина.
Прислушались.
— Пойду я, — тихо сказал Шевченко.
И побрел. Перед ним появились двое. Поравнялись.
— Чего шатаешься, старый? — спросил один.
— Не спится. Вышел вот...
— Давай топай в хату. Да живо.
Голос вроде знакомый.
— Вай, это Сажа! Вот туримтай! — прошептал Сабит.
Пришедшие подошли к куче хвороста. Стали раскидывать. Остап толкнул Сабита, и они поднялись.
— Стой, кто идет? — с тревогой в голосе спросил тот же голос.
— Свои, Сажа, — ответил Белошапка.
— Что? Откуда вы тут взялись?
— Пришли к дедусе в гости, да и засиделись. А вот вас кто сюда пригласил? — спросил Остап.
Наступило молчание.
— Ну, коли так, бывайте, — сказал Сажа, — но знайте, на всякий случай: мы эту встречу попомним.
— Мы тоже не забудем, — ответил Остап. — Кстати, вы с машиной... Так захватите двигатель.
— Какой еще двигатель? — разыграл удивление Сажа.
— Тот, за которым приехали. Что с компрессора сняли...
— Ничего не знаем мы... первый раз слышим...
— Возьмите лучше да отвезите туда, откуда взяли!
— Заткни глотку! — крикнул тот, что прибыл с Сажей.— Не то перо получишь!
— Оставь, — примирительно протянул Сажа. — Такое без свидетелей делают. Посмотрим — может, твое перо еще и пригодится... Бывайте! Для вас лучше будет, если мы тут вроде и не виделись.
Они ушли.
— Эх, жалко, — сказал Сабит, — номер машина надо было записать.
Остап долго молчал. Потом произнес:
— Может, ребята одумаются? Как по-твоему?..
Елизавету Максимовну опять разбудили взрывы. Уже два дня, как переехали в общежитие, но она все никак не может привыкнуть к ним. Да и гремят они что-то слишком часто — на заре и поздно вечером.
Сергей Сергеевич тоже подскочил с кровати.
— Поспал бы еще, сыночек, — сказала Елизавета Максимовна. Для нее он до сих пор оставался маленьким Сережей, и ей частенько хотелось, как прежде, подойти, обнять и поцеловать его.
— Сынок, а зачем так часто громыхают там у вас? Разве нельзя, чтобы днем?
— Нельзя, мама, никак нельзя.
Сергей Сергеевич подошел к кровати Иринки. Она сладко спала. Даже взрывы не могли нарушить утренний сон ребенка. Он поправил сползшее одеяло на дочке и залюбовался ею. Вое говорят, что похожа на него. Но нет, не совсем. Слишком нежные черты. Разве что глаза... У Клавы были голубые, а у дочки такие, как у него, — черные.
Мать наскоро приготовила деруны — любимую еду сына. К ним он привык с детства. Дерунами мама называет картофельные оладьи. Правда, готовит их по-особенному: сырой картофель натирает на терке, выжимает, затем добавляет немного муки — и сразу же на сковородку. Вкусно получается, особенно если жарить на сливочном масле! На подсолнечном тоже хорошо. Есть их можно без хлеба.