Дверь распахнулась, и на пороге появился в белом халате Григоренко.
— Тсс, — приложила Зоя палец к губам и на цыпочках пошла ему навстречу. — Прошу, разговаривайте тихо. Он задремал.
— Ну как? Пришел в сознание? — шепотом спросил Сергей Сергеевич.
— Да.
— Про меня спрашивал, — поднял голову Лисяк.— Понять невозможно — правда? Разве мог я подумать, что ради меня кто-нибудь пойдет на такое?! Что вы на это скажете, начальник?
Григоренко пожал плечами:
— Думаю, что Остап поступил правильно.
— А мне кажется — нет, — возразил Лисяк. — Вы ведь ничего не знаете, директор. Когда он поправится, я при нем все вам расскажу.
— Хорошо. А пока — поправляйтесь. Набирайтесь сил. Вам есть над чем серьезно подумать.
— Да. Теперь я многое понял...
В это время в открытом окне появилась черная стриженая голова Сабита.
— Ты как сюда забрался? — замахала на него руками Зоя. — Это же второй этаж!
— Тихо! Только мало-мало посмотрю на Остапа. Меня снизу двое держат. Я на плечах у Вано стою... Как он тут? — кивнул Сабит в сторону Остапа.
— Спит... Не шуми!..
— Ай-ай-ай! И туримтай тут!.. Плохой человек! Плохой!.. Такого парня мало-мало не угробил!
— Ассал ам алейкум, Сабит! Ругай меня, ругай! Виноват... — усмехнулся смущенно Лисяк. — Ругай меня... Заслужил!
— Шакал ты! Шакал!
— Тише. Сабит! Не ругайся! Тут же больница! — зашептала Зоя.
Сабит еще раз посмотрел на Остапа, покачал головой и, как привидение, исчез за окном.
Зоя и Григоренко вышли из больницы и сели на лавочке в скверике.
— Ушла я от Комашко, Сергей Сергеевич. Навсегда ушла. — Сказав это, Зоя почувствовала, будто сбросила с себя тяжелые цепи, которые сковывали ее.
— Бросили Комашко?.. Ничего не понимаю... Почему?
Зоя помолчала, словно мысленно охватывая все, что с нею произошло. Потом коротко сказала:
— Потому, что я люблю Остапа...
— Вот как! — в голосе Григоренко непроизвольно прозвучала ирония.
— Вы не так меня поняли, Сергей Сергеевич,— вспыхнула Зоя. — Я люблю его и сейчас, и раньше любила. Еще до того, как он попал в тюрьму... из-за меня...
— Из-за вас?!
— Да... Он тоже любил меня. Очень... Он спас меня от тюрьмы!
— Почему же... — Григоренко хотел спросить, почему она не дождалась Остапа и что означает «спас от тюрьмы!», но спохватился.
Зоя поняла это и не обиделась.
— Я была так подавлена... Меня обманули... сказали, будто бы Остап давно освободился и нашел себе другую... В трагической ошибке, которая принесла и мне и Остапу столько боли, я виню прежде всего себя...
Григоренко молчал. Лишь несколько раз вздохнул, видимо вспомнив что-то свое, сокровенное.
— Понимаю вас... И сочувствую.
— Спасибо... — прошептала Зоя и перевела разговор на другое: — Только что приходила моя свекровь. Ее в больницу не пустили, так она передала мне вот это письмо. Прочитайте.
— Зачем же я буду читать чужие письма?
— Нет, прочитайте... Увидите сами — у меня с ним все кончено... Навсегда.
«Зоя, как ты могла так поступить — уйти от живого мужа к другому!.. В полном ли ты уме? Пока не поздно — опомнись! Возвращайся домой. Арнольд все простит. Он добрый... Возвращайся, мы ждем тебя, Зоенька».
Григоренко читал, но смысл письма не доходил до сознания, все его внимание сосредоточилось на почерке. Точно таким же почерком написаны все анонимки: в горком, прокуратуру... Явно — одна рука!
— Зоя, вы уверены, что это писала мать Комашко? — спросил он с волнением.
— Конечно. Это ее почерк.
— Так, так. Скажите, а вы не могли бы оставить мне на некоторое время это письмо?
— Пожалуйста. Мне оно совершенно не нужно. Я к ним никогда не вернусь.
Григоренко машинально попрощался с Зоей и медленно пошел по улицам города.
Стоял теплый осенний день. Ярко светило солнце. Но Сергей Сергеевич ничего не замечал вокруг.
«Так вот кто, оказывается, поливал меня грязью! Все теперь становится ясным — анонимки писала под диктовку Комашко его мать. Что ж, пришло время делать выводы...»
Максим Капля лежит с открытыми глазами. Время давно за полночь перевалило, а сон никак к нему не идет. Жена рядом ровно и глубоко дышит, что-то бормочет во сне, а он смотрит застывшим взглядом в потолок, и страх все сильней и сильней охватывает его.
Носятся слухи, что Сажа где-то влип... Лисяка словно подменили. После того как спас ему жизнь этот Белошапка, Лисяк заявил ребятам, что с прошлым покончил, «завязывает» навсегда. Будет теперь жить по-новому, так, как Остап.