— А пар, электричество, а телефоны, наконец — самое главное — взаимоотношения людей и их правовое положение в государстве?
Раев вытянул вперед ноги, положил на них длинные руки, задрал вверх бородку и загоготал.
— Ох, и чудак же вы! — ответил он, перестав смеяться. — Это вы про эгалитэ, фратернитэ и либертэ что ли?
— Вот именно!
— Да где же вы их в действительности-то видели? В рай, что ли, на черте верхом съездили? Ведь это все только для дураков на пятифранковиках начеканено! А ваш телефон и электричество потому не были выдуманы древними, что надобности они в них никакой не ощущали!
— Ну, а насчет науки вы какого мнения? И в этой области по-вашему ничего не сделано?
— В науке сделано, верно, и именно в ней одной! Но ведь она удел десятков человек, в своем роде гастрономия и в примере для всего человечества идти не может. Это как бы иней от дыхания мозга человека: накопление его — дело времени.
— И все-таки нравственный уровень людей значительно повысился! — возразил я.
— Хо-хо-хо!.. — раскатился Раев. — А ежегодные сотни томов справок о судимости видели? А воровство кругом, от министра до приказчика? А разбойники пера и мошенники печати? А окружающие друзья-приятели? Рубля никому в долг поверить нельзя!
— Согласен, все это прежнее! И все же человек перерождается духовно: уже нет ни рабства, нет цирковых убийств, нет мученичества…
Раев поднял руку ладонью ко мне, как бы останавливая меня.
— Стоп, стоп, стоп! Прежде всего мучеников нет, потому что нет желающих изображать их, нет идеалистов. Христос был, а вот теперь есть ли он? знаете вы их? Прежде на человека была надета петля веревочная, а нынче она шелковая, в этом весь прогресс ваш… А рабство цветет и будет вечно цвести: меняются формы, а не суть. — Раев крепко шлепнул себя ладонью по колену. — Человек человеку волк был, им и будет!..
— Что же в таком случае вы скажете о столь модном теперь мнении, что человек уже подошел к рубежу, за которым для него начинается сверхчеловечество? — спросил я усмехнувшись.
Раев пожал плечами.
— Очередная глупость зазнавшегося невежества!.. — ответил он и поднялся. — Ну-с, прошу извинения: я привык всхрапнуть после обеда…
— Одну минуту!
— В чем дело?
— Я бы хотел узнать, могу я рассчитывать что-либо приобрести из ваших книг и рукописей, или нет? Если да, то разрешите кое-что отложить при просмотре…
Раев пошевелил густыми бровями и подумал несколько секунд.
— Хорошо-с. Из старья только: его я не читаю!.. Подохну, все равно раскрадут. — Он сделал мне нечто походившее на жест ручкой и стал спускаться по лестнице.
Я погрузился в мир книг.
Не знаю, сколько прошло времени до той минуты, когда мне почувствовалось, что в комнате я не один. Я оглянулся. Из люка торчала вихрастая голова лакея; на меня глядели немигающие совиные глаза.
— Вы ко мне? — спросил я.
— Чаю не прикажете ли? — глухим голосом ответил лакей.
— Спасибо, не хочу.
— Барин на конюшне: там их искать надо, если желаете…
— Нет, я еще занят…
Мне показалось, что лакей ушел, но когда я оглянулся во второй раз, он стоял на прежнем месте, только как бы вырос из-под пола до колен и облокотясь на перила, следил за мною.
— Библиотека любопытная!.. — произнес его глухой голос. Говорил он медленно, с явною одышкой.
— А вы почем знаете?
— Читывал-с… Оченно много пользительных книг!
— Что же именно вы читали? Божественное?
— Божественного у нас мало. А вот насчет спиритизму и хиромантии достаточно.
— Вы спирит? — чуть не вскрикнул я.
— Медиум-с!.. — с удовлетворением подтвердил лакей. — И барин Николай Михайлович тоже…
— Вот так история?! — я даже растерялся от неожиданности: до того не вязалась в моих глазах со спиритизмом фигура Раева. — Кто же еще участвует в ваших сеансах!
— Помещики соседние: Латкин господин и Григоров, потом дьякон наш. Большого одарения все.
— Как вас звать, скажите, пожалуйста?
— Онуфрием-с. Которые господа знакомые — Онуфрием Авдеичем именуют…
Слова эти были произнесены деликатно, но вразумительно.
Он так заинтриговал меня, что я сунул назад в шкаф только что взятую книгу.