– Ты не могла бы немного откинуться? – тихо попросил он.
Я неуверенно отстранилась, и Бьёрн показал, чего хочет, заставляя меня прогнуться в пояснице и затылком коснуться воды. Теперь-то он видел всё, что прежде было сокрыто, и я зажмурилась, напряженно ожидая, что мужчина станет делать.
– Ничего такого, чтобы тебе не понравилось, – отозвался он. – Просто полежи. Хочу, чтобы ты расслабилась.
Я честно попыталась не думать о том, что валяюсь перед ним голая, но покраснела всё равно. Было хорошо, и даже этот стыдливый страх питал приятной силой. Бьёрн поддерживал меня, заходя всё глубже, а потом принялся медленно, нежно поглаживать вдоль позвоночника. Затем пальцы его коснулись живота, без колебаний, ласково и легко тронули грудь, и меня словно выключило. Я парила в прохладе, тонула в тепло-солнечной влажности, ощущая прикосновения каждой клеточкой, отзываясь на них и не понимая времени. Наверное, впервые за всю жизнь я действительно отпустила мысли и перестала рассуждать о происходящем.
Так пришел вкус настоящего, и мне не хотелось променять его на прежние свои горькие, кислые или пересоленные обиды.
Из воды Бьёрн вынес меня на руках. Дождь усилился, солнце скрылось, и стало прохладно. Он опустился на колени, чтобы я могла собрать вдрызг мокрую одежду, и резво пошел к дому.
– В гости никто не придет?
– Ты к тому, что нас могут увидеть?
– Да. Я-то не стесняюсь, пусть смотрят. А вот тебя хорошо бы прикрыть.
– Я тоже не стесняюсь.
– Зато я не хочу, чтобы кто-то на тебя пялился, – проворчал Бьёрн, и снова меня охватило нежное чувство, которое мог вызвать только он. Дрожало внутри нечто, похожее на натянутую струну, и было страшно, что она оборвется.
– Я могу прижаться.
– Давай, хотя ты и так клубочком свернулась.
Я чувствовала, как он дышит, и совсем не мерзла. Только когда мы поднялись на крыльцо, поняла, как сильно похолодало. У Бьёрна были грязные ноги, я же отделалась только песком. Он поставил меня на пол, взял за руки и заглянул в глаза, словно о чем-то хотел спросить, но не произнес ни слова. Несколько мгновений длился безмолвный разговор под шум дождя, и мне казалось, что я расту, словно трава. В летних сумерках загорелое лицо Бьёрна было загадочным, полным довольства и странно застывшим. Он разглядывал меня, не мигая, и хотелось попросить его сказать важное, необходимое, произнести вслух некую клятву, чтобы мы навсегда остались в прекрасном. Однако я знала, что если признание и прозвучит – то, в первую очередь, от меня.
– Теплая ванная?
Он улыбнулся и отнял одну руку, чтобы провести ладонью по моим волосам.
– С радостью. Пойдешь со мной?
Да, именно этого и хотелось моему сердцу. Тело настаивало на том же, желая ещё и лечь вместе в постель после принятия душа… А разум, загнанный в угол, робко предлагал опомниться.
– Просто погреться? – прошептала я.
– Именно. Мое первое желание исполнено, но вдруг и второе, не выигранное, придется тебе по душе?
Я кивнула. Что бы там ни произошло, будет ещё лучше, чем сейчас. Мы промыли под дождем пятки и прошли к голубой двери. Я любила понежиться в широкой ванной, хотя делала это нечасто, предпочитая душ. Но его всегда принимала в одиночестве…
Теперь, при свете, я могла хорошо разглядеть Бьёрна. Где бы он ни летал, солнца там точно хватало – загар был ещё лучше моего. Почему-то, обнаженный, он казался мне выше, и я то и дело утыкалась взглядом в широкую, почти безволосую грудь. Теперь мы оба пахли песком и дождем, и было приятно суетиться над ванной, чувствуя на себе изучающий взгляд гостя. Я мало что успела у него увидеть, но Бьёрн-то времени даром не терял. Как глянет – словно теплой волной окатывает! А когда я повернулась к нему спиной, он легонько прижался сзади, давая почувствовать весь свой жар, всю свою влекущую силу.
Вода в дом приходила из скважины, и была замечательной на вкус. Да и купаться в ней было хорошо – никакой городской желтизны и посторонних запахов. Бьёрн помог мне забраться, и я тотчас уселась, прижимая колени к груди. Усмехаясь, мужчина ловко забрался рядом и погладил меня по пальцам.