Мы рассмеялись, и Бьёрн кивнул.
– Весьма подходящее определение. А иначе зачем нас столько прилетело? Для знакомства и дружбы планет хватило бы двух десятков расторопных ребят.
– Но откуда вы знали, что у нас на планете имеются проблемы подобного рода?
– Наши миры связаны прочно и навсегда. У вас мужчин мало, у нас женщин.
– В это трудно поверить, – хмыкнула я.
– Знаю. Мы тоже не сразу убедили ваших главных.
– А у вас главный есть?
– Их пятеро, но они не отдают глобальных приказов. Так сказать, выбраны для связей с общественностью.
Мы подошли к террасе, поднялись по лестнице, и разулись у коврика. Бьёрн внимательно наблюдал за моими действиями, как будто не хотел упустить ни единой детали. Или он просто не знал наших обычаев? Мне захотелось задать уйму вопросов, в том числе о культуре жизни его родины, о природе, погоде и людях, которые были ему дороги. Однако всё это могло подождать.
– Проходи, пожалуйста.
Я решила поселить его в бывшей спальне брата, который до женитьбы часто приезжал погостить. Комната была сдержанной и лаконичной, светлую деревянную кровать украшало одно из бабушкиных одеял – темно-синее, с искусно вышитым кораблем. Помимо постели здесь был только большой встроенный шкаф, письменный стол и удобное кресло. Окна-двери были чуть раздвинуты, и бежевые льняные занавески покачивал ветер.
– Здесь здорово, – несколько удивленно сказал Бьёрн. Перехватил мой взгляд и пояснил: – Я городской человек, Таиса, и никогда не жил в таком доме.
– Но откуда тогда знаешь, как копать картошку?
– Картошка, – повторил он. – Да просто увидел, как ты делаешь, и повторил. Нехитрое дело – лопату в землю втыкать.
– Ты, значит, её и не пробовал?
– Кого, лопату?
С ним было хорошо смеяться. Меня вдруг охватило таким теплом и уютом, такой невыразимой радостью, что я чуть было не обняла Бьёрна. Но сдержалась и оставила его разбирать вещи, предварительно сказав гостю, где ванная комната. Сама же побежала переодеваться и умываться.
Дома, слава богу, был порядок. Обещание, данное бабушке, не позволяло запускать усадьбу. Комнаты держались в чистоте, пыль надолго не задерживалась, даже кровати всегда были готовы к приходу гостей – застелены свежим бельем, проветрены. Также дело обстояло и с цветами. В отдалении росло немыслимое количество диких роз – от классических красных до тигровых, с рисунком на лепестках. Они цвели с июня по сентябрь, и я любила повсюду расставлять пышные букеты. Всё равно, отцветая, лепестки падали наземь, да и кустам было проще, если я убирала часть бутонов.
В шкафу ждало подходящее чистое платье, одно из любимых повседневных. Так как я жила одна, то чаще ходила в чем-то легком вроде сарафанов или длинных туник. Почему-то захотелось открыть ноги. Как сказала бы сестра, это было инстинктивное желание женской особи выглядеть привлекательно, а своей, пусть и не округлой фигуры, я не смущалась никогда.
Однако уже на пороге я передумала и влезла в длинное платье на тонких бретельках. Это был хлопковый сарафан василькового цвета с вышивкой по низу подола, и он вполне соответствовал поводу.
Вернувшись на кухню, я не застала там Бьёрна, а потому осторожно спустилась в погреб и высыпала картошку. Пришлось вести себя осмотрительно, чтобы снова не извозюкаться, и я перебирала клубни без обычной резкости, не швыряя, а укладывая. В детстве мы с ребятами играли в прятки, и кто-нибудь непременно спускался в погреб, чтобы устроиться меж полок с банками.
– Эй, – донесся до меня глухой голос.
Я тотчас поднялась на несколько ступеней и увидела, что мужчина стоит возле стола, разглядывая художества Антона. Эти картины, написанные в разные годы, изображали всю нашу семью от мала до велика.
– Скоро будем есть, – улыбнулась я.
– Ты другая была, – и он показал на семейный портрет, где мне едва исполнилось пять. – Волосы как кудрявились.
– И были негустыми и пушистыми, – кивнула я. – А потом чуть потемнели, выпрямились и окрепли.
– А я всегда был кудрявым, – усмехнулся он. – Почему сама ведро вниз потащила? Я бы помог.
– Привычка. Хочешь, я тебе домашнюю сметану дам, пока готовлю?
– Ага, – кивнул он, садясь на ближайший табурет. – Я всё хочу попробовать, тем более что многие овощи и фрукты у нас не растут. Знаю, – и хмыкнул, – сметана – не растение.
От пристального изучающего взгляда я снова начала краснеть. Никогда не видела фиолетовых глаз, наверное, в нашем мире таких просто не существовало. Судя по всему, Бьёрну было также удивительно видеть мои зеленые.