Послышались быстрые легкие шаги, щелкнул замок, и дверь распахнулась. То, что я увидела в следующий момент, один к одному соответствовало моим представлениям о маньяках. На меня смотрел хмурый, взъерошенный тип, одетый в мятые брюки и несвежую белую рубашку. На ногах у него были тапочки. Лицо его, худощавое, небритое, с длинным носом и нездорово блестящими глазами, мне сразу не понравилось. Он даже не улыбнулся, наглец, а только смерил меня плотоядным взглядом и хрипло спросил:
- Нимфа?
- Да, - от неожиданности я смутилась. - А вообще-то Мария...
- Я Олег, - он воровато осмотрел площадку. - Заходи быстрее.
Он отступил, приглашая меня в логово, а я подумала, что, видимо, сильно приспичило товарищу, если так торопит - не терпится, наверное, хлебнуть свежей кровушки.
- Раздевайся сама, вешалка перед тобой, - сказал он, прокашлявшись и продолжая меня разглядывать. - Что будешь пить?
Я ожидала этого вопроса. И дураку было понятно, что он собирается меня подпоить снотворным или еще какой-нибудь гадостью, а потом уже изнасиловать, задушить, расчленить и вывезти за город. Или съесть - но это уже не суть важно. Мне даже было его немного жалко.
- Я не знала, что у вас есть, поэтому по дороге заскочила в ларек и купила своего любимого мартини.
И вытащила из пакета бутылку, украдкой наблюдая за его реакцией. Бедняга изменился в лице, губы скривились в недовольную ухмылку.
- Ты пьешь такую гадость? Спрячь и никому не показывай. В моем доме пьют только водку.
-Но...
- Никаких "но". Ты хочешь быть актрисой или нет?
- Хочу.
- Тогда слушай, что говорят.
Он повернулся и ушел в комнату, оставив меня наедине с бутылкой, которую я тупо разглядывала, держа в руке. Что ж, первый тайм он выиграл придется теперь пить водку с клофелином...
В огромной гостиной практически не было мебели. Здоровенный угловой диван в полкомнаты, журнальный столик с дымящейся в пепельнице сигаретой и какими-то бумагами, заставленная бутылками и фужерами стойка бара в углу у окна и театральные афиши вместо ковров на стенах. Олег сидел за столом и демонстративно открывал новую бутылку "Довганя". Видимо, делал это специально, чтобы я ничего не заподозрила, а на самом деле нашпиговал водку отравой с помощью шприца. Наивный, думает, я полная дура...
- Садись, выпьем перед началом. - Он впервые улыбнулся, и по моей спине пробежали холодные мурашки от его неестественной гримасы.
- Перед каким началом? - Я робко присела на краешек дивана.
- Не дури, Машенька. - Он разлил водку и придвинул мне один фужер. - Ты ведь все прекрасно понимаешь. Не так ли? Давай, твое здоровье...
И одним махом опрокинул в себя содержимое бокала. Я смотрела на него с изумлением и не верила глазам: он что, самоубийца? Но потом до меня дошло, что, видимо, перед моим приходом он принял противоядие и на него отрава не влияет. Жадно схватив сигарету, он глубоко затянулся и посмотрел на меня.
- Ты чего не пьешь? Ну-ка давай! И до дна, пожалуйста. В нашем деле без этого нельзя.
- Вы так думаете? - пожала я плечами. - Хорошо, выпью, если нельзя. Но только вы уж отвернитесь - я стесняюсь, когда на меня смотрят.
- Стесняешься, когда смотрят на тебя? - Он уставился на меня круглыми глазами и вдруг расхохотался. Да так громко, что я подумала, соседи сбегутся. Наконец, вытерев слезы, он качнул головой и проговорил: - Ну ты даешь, Машуля. А что ты будешь делать, когда на тебя смотреть будут миллионы? Нет, так не пойдет. Или пей, или проваливай.
- Так я уже выпила, - улыбнулась я, показывая фужер, который, улучив момент, незаметно опорожнила за диван.
- Да? - удивился он. - Когда это ты успела?
- Пока вы тут заливались. Ну так что, перейдем к делу? Что-то вы не очень похожи на продюсера...
- Даже так? - Он хитро усмехнулся. - А ты когда-нибудь видела живых продюсеров?
- Нет, - стушевалась я.
- Почему же тогда говоришь, что не похож? Впрочем, не о том сейчас парль.
- Что?
- Парль. Речь, по-французски. А теперь слушай, что я тебе скажу. Честно говоря, не ожидал, что ты окажешься такой красивой. Обычно в Интернете коря-венькие попадаются, а у тебя фактура что надо. Ты будешь главной героиней сериала...
- Какого сериала?
- Моего. Я задумал снять первый российский эротический сериал. Я даже нашел деньги и все прочее. Но в Думе эти проклятые недоделки все еще муссируют вопрос об эротике на экранах, поэтому с деньгами пока затормозилось. Вникаешь?
- Вникаю. Так я что, буду голой сниматься?
- Будешь, - твердо ответил он. - И не одна, а с мужиками. Тоже голыми. Правда, не всегда. К великому моему сожалению, цензура требует, чтобы герои иногда появлялись на экране одетыми. Интеллектуалы, мать их, пуритане, растуды их в качель, чистоплюи, ничего не смыслящие в настоящем искусстве...
Он опять налил и яростно выпил. Затем, закурив, продолжил:
- Но ничего, когда-нибудь они поймут, что человек по своей сути голый. Таким он рождается и таким должен жить. Обнаженность тела, души и мыслей - вот мой главный принцип в искусстве. Не должен человек стесняться самого себя. Если он боится выйти на улицу голым, значит, и мысли свои высказывать боится, душу свою прячет, а от этого все зло на земле. Усекаешь?
- Усекаю.
- Тогда иди вонв ту дверь и раздевайся, а я сейчас подойду.
Он кивнул на оклеенную фотографиями голых девиц дверь рядом с баром. Если бы я не знала, что передо мной маньяк, то давно бы уже выкинула его в окошко вместе с его обнаженными принципами. Но передо мной сидел опасный преступник, который пока еще никак не проявил себя, осторожничал, думая, очевидно, что скоро подействует отрава и я отключусь. Пусть думает. Если вообще на это способен. А пока мне придется подыгрывать ему во всем, чтобы не вспугнуть раньше времени.
Безропотно поднявшись, я пролепетала:
- А это обязательно?
- Что именно? - задумчиво спросил он, разглядывая сигаретный дым.
- Ну раздеваться...
- Не зли меня, крошка, - я человек творческий, нервный. Иди...
Вздохнув, я взяла свою сумочку и пошла в другую комнату. Там действительно на треноге стояла любительская видеокамера, но это было единственное, что напоминало здесь киностудию, потому что все остальное пространство занимала громадных размеров кровать под балдахином. Постель была разобрана, смятые простыни, подушки и покрывало в беспорядке валялись на ней, словно там только недавно кто-то бурно занимался любовью. Шторы на окнах из плотного зеленого бархата были задернуты, снаружи, как я уже видела, стояли железные решетки, так что выскочить отсюда мне не удастся. Ему, впрочем, тоже. Услышав, как он поднялся и начал чем-то греметь в гостиной, я прислонила ухо к двери и прислушалась. Гремели чем-то железным. Не было сомнений, что это орудия убийства. Приказав себе думать, что на работе не должно быть никаких условностей и ради поимки маньяка нужно идти на все, я начала решительно сбрасывать с себя одежду. Честно говоря, принципы этого преступника мне были даже чем-то близки и понятны. Я никогда не стеснялась своего тела и, если бы можно было, не только спала голой, а и на работу ходила, и в магазины, и вообще забыла бы об одежде. Может, это оттого, что тело у меня было почти совершенным, если не считать пяти маленьких родинок в форме правильной звездочки на левой груди. Я просто не понимала, в голове не укладывалось, почему я его должна стесняться. Еще в институте, когда я училась, один художник, увидев меня на пляже в Серебряном Бору, предложил мне попозировать. Я согласилась и два дня потом выслушивала от него профессиональную лекцию о гармоничности и совершенстве собственного тела. Еще бы ему не быть совершенным при таких тренировках! Считай, начиная с семи лет я занималась спортом каждый день по нескольку часов. Да каким еще спортом! Ни одному чемпиону мира не снились такие физические и психологические нагрузки, которым подвергал нас отец. И я благодарна ему, ведь помимо пантеры он сделал из меня просто красивую женщину, усовершенствовав то, что дала мне матушка-природа.
Оставшись в своем излюбленном виде, то бишь в чем мать родила, я наскоро привела в порядок кровать и присела на ее краешек. Шум в гостиной уже смолк, оттуда не доносилось ни звука. Прошло еще минуты две. Ничего не менялось. Достав из сумочки свои сигареты, я закурила. Теперь, когда последние сомнения относительно истинной сущности этого "продюсера" рассеялись, я могла спокойно обдумать ситуацию. По идее, если я выпила водку с клофелином, значит, мне давно пора уже засыпать. Может, он специально не входит - ждет, когда я полностью отрублюсь? Тогда надо бы доигрывать свою роль до конца, а именно: ложиться на кровать и делать вид, что сплю. Иначе он сразу заподозрит неладное и не станет ничего предпринимать. А потом пойди докажи в суде, что он не верблюд.