— О двух петухах? Я знаю анекдот о трех петухах. Совершенно бездарный. От сохи.
— Да нет. О двух! — сказал Малянов. — Не знаешь?
И он рассказал анекдот о двух петухах. Вечеровский не отреагировал никак. Можно было подумать, что ему не анекдот рассказали, а предложили серьезную задачу, — такой у него был вид, сосредоточенный и задумчивый, когда он ставил перед Маляновым чашечку кофе, полную сливочницу и розетку с вареньем. Потом он налил чашечку себе, сел напротив, держа ее на весу, обмакнул в нее губы и проговорил наконец:
— Превосходно. Это я не о твоем анекдоте. Это я о кофе.
— Догадываюсь, — уныло сказал Малянов.
Некоторое время они молча наслаждались кофе по-венски. Потом Вечеровский сказал:
— Вчера я немного подумал над твоей задачей... Ты не пробовал применить функции Гартвига?
— Знаю, знаю, — сказал Малянов. — Сам допер.
— Получилось?
Малянов отодвинул от себя пустую чашку.
— Слушай, Фил, — сказал он. — Какие тут, к чертовой матери, функции Гартвига? У меня голова винтом, а ты...»
9. «...помолчал минуту, поглаживая двумя пальцами гладко выбритую скулу, а затем продекламировал:
— Глянуть смерти в лицо сами мы не могли, нам глаза завязали и к ней привели... — И добавил: — Бедняга.
Непонятно было, кого он имеет в виду.
— Нет, я все могу понять, — сказал Малянов. — Но вот этот следователь...
— Ты хочешь еще кофе? — перебил его Вечеровский.
Малянов помотал головой, и Вечеровский поднялся.
— Тогда пойдем ко мне, — сказал он.
Они перешли в кабинет. Вечеровский сел за стол — совершенно пустой, с одиноким листком бумаги посередине, — вынул из ящика механический бювар, щелкнул какой-то кнопкой, пошарил глазами по строчкам и набрал на телефоне номер.
— Старшего следователя Зыкина, — произнес он вялым начальственным голосом. — Я и говорю — Зыкова Игоря Петровича... На операции? Благодарю вас. — Он положил трубку. — Старший следователь Зыков на операции, — сообщил он Малянову.
— Коньяк он мой пьет с девками, а не на операции... — проворчал Малянов.
Вечеровский покусал губу.
— Это уже неважно. Важно, что он существует.
— Конечно, существует! — сказал Малянов. — Он мне свое удостоверение показывал... Или ты думал, что это были жулики?
— Вряд ли...
— Вот и я тоже подумал. Из-за бутылки коньяка разводить такую историю... да еще рядом с опечатанной квартирой...
Вечеровский кивнул.
— А ты говоришь — функции Гартвига! — сказал Малянов укоризненно. — Какая тут может быть работа! Тут того и гляди загремишь в лагерь...
Вечеровский пристально смотрел на него рыжими глазами.
— Дима, — проговорил он, — а тебя не удивило, что Снеговой заинтересовался твоей работой?
— Еще бы! Сроду мы с ним о работе никогда не говорили...
— А что ты ему рассказал?
— Н-ну... в общих чертах... Он, собственно, и не настаивал на подробностях.
— И что он сказал?
— Ничего не сказал. По-моему, он был разочарован. «Где имение, а где вода», — так он выразился.
— Прости?
— «Где имение, а где вода»...
— А что, собственно, это значит?
— Это из классики откуда-то... В том смысле, что в огороде бузина, а в Киеве дядька...
— Ага... — Вечеровский задумчиво поморгал коровьими ресницами, потом взял с подоконника идеально чистую пепельницу, вынул из стола трубку с кисетом и принялся ее набивать. — Ага... «Где имение, а где вода»... Это хорошо. Надо будет запомнить.
Малянов нетерпеливо ждал. Он очень верил в него. У Вечеровского был совершенно нечеловеческий мозг. Малянов не знал другого человека, который из совокупности данных фактов был бы способен делать столь неожиданные выводы.
— Ну? — сказал Малянов наконец.
Вечеровский уже набил свою трубку и теперь так же неторопливо и со вкусом ее раскуривал. Трубка тихонечко сипела. Вечеровский сказал, затягиваясь:
— Дима... п-п... А насколько ты, собственно, продвинулся с четверга? Мы, кажется, в четверг... п-п... разговаривали в последний раз...
— Какое это имеет значение? — спросил Малянов с раздражением. — Мне сейчас, знаешь ли, не до этого...
Эти слова Вечеровский пропустил мимо ушей — по-прежнему смотрел на Малянова рыжими своими глазами и попыхивал трубкой. Это был Вечеровский. Он задал вопрос и теперь ждал ответа. И Малянов сдался. Он верил, что Вечеровскому виднее, что имеет значение, а что — нет.
— Неплохо я продвинулся, — сказал он и принялся рассказывать, как ему удалось переформулировать задачу и свести ее сначала к уравнениям в векторной форме, а потом к интегро-дифференциальному уравнению; как у него стала вырисовываться физическая картина, как допер он до М-полостей и как вчера сообразил наконец использовать преобразования Гартвига.