В глазах бывшего заключенного появилось хитрое выражение, и он несколько замялся.
— Я предпочел бы предоставить выяснение этого вопроса полиции,— сказал он после недолгого раздумья.
— А я совсем наоборот. У меня нет намерения позволить обвинить в несовершенном преступлении Джое Дарнела,
— Но вы, может быть, измените свое мнение,— предположил Ренслоу,— когда мы немного поговорим с вами, вы, может быть, предпочтете быть более хитрым?
— Что это вам приходит в голову? — закричал Шайн — Я ведь вас-то не обвиняю! И если я взваливаю все на шею Мелдрума, чем это может вам повредить или что-то испортить вам? Никто не волнуется от этого... за исключением убийцы вашей сестры...
— Кроме шуток, вы, видимо, принимаете меня за болвана? Я прекрасно знаю, как все это происходит. Я очень дорогой ценой заплатил за эти знания. Двадцатью пятью годами моей жизни. Я вышел из тюрьмы, а тот, который вчера свернул шею моей сестре Леоре, дал мне состояние. Так что могут подумать на этот счет, как вы полагаете? Даже если бы я был за сотни километров от этого дома. Можно ведь подкупить свидетелей, которые будут клясться, что видели меня, входящим в дом моей сестры.
— Вы ничем не рискуете, если у вас есть алиби.
Я никогда не способствовал осуждению невиновного человека. Вот почему и теперь мне необходимо реабилитировать имя Джое Дарнела.
— Ну да! Я уже имел с этим дело и не один год провел в раздумье над этим. Мой отец и судья говорили в свое время подобные басни: «Будь честен, говори только правду и ты ничем не рискуешь!». Проклятые!
Буелл Ренслоу превратился в старого желчного человека. Он весь дрожал, и пистолет его тоже дрожал вместе с ним...
Шайну только оставалось надеяться, что спуск у этого пистолета тугой и он не выстрелит от подобного подрагивания. Он прекрасно знал эти признаки горячки, охватывающей узников, и также поступки, на которые может толкнуть подобный приступ.
— Конечно, меня ударили по спине и сказали, чтобы я дрался,— с горечью продолжал Ренслоу.— Это был тот случай. Все тогда были пьяны. Конечно, мое единственное преступление состоит в том, что я удрал. И вот, плати долги обществу, мой мальчик!
Он с непринужденным видом копался в своей памяти, поворачивая нож в незажившей ране, вспоминая дни и ночи, проведенные в клетке как дикий зверь. Он говорил монотонным голосом, который в этой комнате звучал ужасней, чем любое выражение гнева.
—- Хорошо. Допустим, что я был болваном. Я все сам погубил. Процесс закончился бы скорее, и я выкрутился бы с шестью месяцами, если бы не был отмечен. Я выступил перед судьями и рассказал всю -историю, как она в действительности произошла, но я был сыном Алонзо Ренслоу, который извлек миллион из земли в то время, как другие помирали с голоду, ища это несчастное золото. Тогда считалось совершенно обычным приговорить, и несправедливо, сына богатого человека. Нет, молчите! Вот продолжение. Хотите знать, почему я убью вас? Я сделаю это только для того, чтобы больше не рисковать своей головой. Разве мой старик в то время поддержал меня? Что, мисс Леора, святая недотрога, помогла мне тогда? А? Да и теперь, когда я вернулся, протянул ли кто мне руку помощи? Что вы об этом думаете? Сколько понадобилось бы миллионов Алонзо Ренслоу, чтобы вытащить меня из этого ада? Всего несколько сот тысяч долларов, чтобы позолотить лапу, кому следует.
Мой старик их не выпустил, а? А почему? Потому, что Леора помешала ему сделать это, вот как! Половины состояния для нее было слишком мало, она хотела иметь все и была очень рада, что теперь сможет избавиться от меня. Да-а. А так как меня приговорили, то весь пакет и оказался в ее распоряжении. А вот теперь у нее ничего нет, да. и ее самой нет!
Теперь вы понимаете, что я предпочту вас скорее уничтожить, чем еще раз сказать правду перед трибуналом!
— Мне кажется,— спокойно заметил Шайн,— что вы произнесли обвинительное заключение. Смерть вашей сестры не только обогатила вас, но и принесла вам ненависть к ней.
— Конечно. А к чему мне надо клясться, что я был у себя в постели, когда все это произошло? Я прекрасно понимаю, что я приговорен заранее. Когда вы убедите их искать другого, человека, настоящего убийцу, а не считать этого бедного типа, которого убил Трип, преступником, они сразу начнут рыскать по всем углам и кончат тем, что обнаружат меня и повесят мне на шею это убийство. Вот тогда-то я прямехонько и отправлюсь на электрический стул. Я все это предвижу заранее.
— Вы ведь и сами не верите, что Джое Дарнел убил вашу сестру, не так ли?
— То, что я лично думаю, совсем не считается. Главное, что флики думают по-другому... И если вы не станете толкать их в другом направлении, все так и останется, и они будут продолжать думать именно так.
— Но если они не станут искать дальше того, что они знают сейчас, а остановятся на том, что это Дарнел убил вашу сестру, то я окончательно пропал. Они отберут мою лицензию, и я окажусь без гроша, без всяких средств к существованию и без работы.
— И тогда? Но зато вы будете живы и на свободе. Разве это ничего не' стоит?
— Нет, конечно, этого совсем недостаточно.
— А вы совершенно уверены в том, что говорите? —спросил Ренслоу после непродолжительного молчания, внимательно глядя на Шайна.
— Абсолютно. Не будьте дураком, Ренслоу. Я же не блефую и это не приведет ни к чему, если вы меня все же уберете. Если вы никого не убивали вчера, то сделайте лучше, как я вам говорю. В противном случае, я советую вам немедленно убираться отсюда и скрыться из города как можно скорее.
— И что ж, по-вашему, я должен бросить миллион долларов? Это что же, по-вашему, пустяки, что ли?
Ренслоу снова был бледен и дрожал всем телом. Он стал кусать себе губы, потом вдруг закричал надрывным голосом:
— Если мне и придется убираться отсюда, то это произойдет не раньше, чем я расправлюсь с вами, чтобы вы не побежали следом за мной!
Мона выпрямилась и с презрением бросила им;
— Вы так ни к чему и не придете и ни до чего не договоритесь, если будете все время только так спорить. Судя по тому, что я знаю о Шайне, Буелл, что имеет для него наибольшее значение, так это деньги. Итак, попросту позолоти ему лany!
— Мм-м... Да. Ты все-таки совсем, не так уж глупа, Мона. Скажите, Шайн, мы можем с вами сговориться на такой основе или кет?
— Может быть.
— Сколько же вы хотите, чтобы бросить все это? Необходимо оставить вещи в том положении, в котором они находятся в настоящее время. Сколько же вы за это хотите? Ну? И, видимо, после этого, все будут довольны.
Шайн подергал себя за ухо, потер подбородок и наконец ответил:
— Я много раз в своей жизни сталкивался со взятками, но всегда отказывался от них, Ренслоу. Нужно, чтобы это было чрезвычайно интересно, а так...
— Ну что ж, наконец! Можно подумать, что у вас в действительности есть против меня улики.
— А нет?
— Конечно, нет! Ничего!
— Вы же сами знаете, что Джое Дарнел не убивал Леору.
Ренслоу пристально смотрел на Шайн а в течение нескольких мгновений. Майк твердо выдержал его взгляд. Наконец бывший заключенный вздохнул и вдруг сунул свой пистолет в карман. Майк тотчас же расслабился и осмелился даже достать сигареты и зажигалку.
— Все, что нам сейчас нужно, -это обнаружить и настигнуть, виновного, которого нужно будет поставить на место Дарнела,— сказал он.
— Да, но ведь на это всем наплевать, кроме вас! Когда я получу свое наследство, я вам дам столько денег, сколько вам никогда не заработать своим проклятым ремеслом частного детектива!
Шайн медленно покачал головой.
— У меня дубовая голова, Ренслоу,— сказал он.—
К тому же у меня, может быть, осталось немного гордости. Я никогда не доставлю Пантеру удовольствие увидеть, как я буду ретироваться из Майами.
— Проклятье! Но ведь у вас будет достаточно денег, чтобы купить Пантера и перепродать его!
Шайн ничего не ответил.
— Послушайте,— вдруг великодушно предложил Ренслоу,— а почему бы вам не повесить убийство., на шею одному из детей Трипа? Они ведь оба были там вчера вечером. Они же ненавидели и не выносили Леору, потому что она отказывала им в деньгах. Если уж дело на то пошло, то это один из них мог нанести ей этот удар.