Совин осторожно отогнул последний клочок бумаги. Взорам присутствующих предстал пистолет калибра 7^65 мм. К дулу была прикреплена широкая цилиндрическая стальная насадка.
— Глушитель! — воскликнул Морис.
— Да, глушитель. Поэтому выстрел был не. громче хлопка пробки от шампанского.
Морис вспомнил о рукописи своего друга. Он почти дословна представил ее содержание:
«Даниель поднес горящую спичку к только что набитой трубке и, глубоко затянувшись, спросил:
— Как вы будете убивать меня?
— При помощи пистолета.-- Дюпон хлопнул рукой по портфелю.— Того, что лежит у меня здесь.
— А грохот выстрела?
— Пистолет, естественно, снабжен глушителем».
Даниель написал эти строки, словно предчувствуя дальнейшие события
— Подобную вещь не так-то легко купить,— заметил комиссар.— А найти, его убийца вряд ли мог.
— Конечно. У Морэ не было огнестрельного оружия.
Теперь Морису вспомнилось другое место рукописи:
«Даниель. еще раз прочитал написанное. Он очутился в удивительной роли героя своего же собственного романа, героя, поступки которого от него, автора, больше не зависят».
Морис чувствовал себя почти так же. Правда, не совсем. Раздвоение его личности заключалось в том, что он был одновременно и действующим лицом, и читателем. Словно он по прихоти Даниеля очутился в выдуманном мире и стал персонажем трагической драмы, участвующим в событиях, существующих только в воображении его друга.
Глава 3
Морис поспешил домой. Ему хотелось как можно скорей еще раз прочесть рукопись Даниеля. В тишине своего кабинета он имел возможность изучить ее внимательнейшим образом. Но потом путаница только увеличилась.
В свете происшедших событий текст принял совсем другое значение. Многие подробности, без сомнения, были не выдуманными, а реальными. Например, телефонный звонок Даниеля.
«Добрый день, мой мальчик, как жизнь? Послушай, у меня к тебе просьба... Ты случайно не знаешь кого-нибудь из Национального института? Мне хотелось выяснить, работает ли там некий — Дюпон... Оноре Дюпон, криминалист?»
Может, автор желал убедиться, что в ЦНИИ нет мужчины с такой же фамилией, как у его героя, во избежание последующих неприятностей? Именно это сперва: пришло Морису в голову. Но теперь...
— Вчера он мне звонил. А сегодня утром я получил рукопись и, между прочим.., Слушай внимательно, Милорд...
Кот, точивший когти о ковер, застыл в позе сфинкса.
— ...Между прочим, Даниеля застрелили из пистолета с глушителем. Это орудие убийства и предложил Оноре Дюпон, персонаж его романа. Может, ты считаешь это простым совпадением? А я — нет!
Даниель тоже не верил в совпадения, о чем и сказал в своем произведении. И что отсюда вытекает? Те, что существует очевидная связь между его сочинением . и преступлением, жертвой которого он стал.
Похоже, Милорд с большим интересом следил, за рассуждениями своего хозяина.
— А если Оноре Дюпон, его визит к Даниелю, его угрозы и запугивания не плод фантазии писателя — то почему бы и всему остальному не быть правдой?
И в такое возбуждение привела его подобная мысль, что он на короткое время даже забыл про свою печаль. Морис встал и закурил сигарету — как всегда во время сильного умственного напряжения. Он прекратил свой монолог и даже перестал обращать внимание на Милорда. Недовольный кот прошлепал к двери, открыл ее когтями и возмущенно вышел вон. Через открытую дверь Морис услышал голос Изабели в роли Камиллы:
— ...И если священник меня благословит, наденет на меня золотой венец и соединит,с моим чудным супругом, то супруг мой сможет укрыться, как плащом, моими волосами.
— Мне кажется, ты разгневана,— отвечал ей голос Жана-Люка — Пердикана,
Когда Морис вернулся домой, молодые люди репетировали в комнате. Жан-Люк, симпатичный молодой человек двадцати четырех лет, изучал медицину и мечтал о карьере актера. Небольшого роста, худощавый, он совсем не был похож на романтичного Пердикана, однако Изабель считала его «просто классным».
С беззаботностью молодости она за короткое время вновь обрела свою жизнерадостность. Едва прошел шок, она опять стала думать только о своей. роли в предстоящем спектакле.
Морис закрыл дверь и, взяв телефонную книгу, отыскал под буквой «Ж» Валери Жубелин, графика, проживающую в доме № 57 на улице Гей-Люссака. Поскольку эта Валери действительно существовала и Даниель почти дословно перенес в рукопись телефонный разговор со своим другом — почему бы ему и вправду не звонить из квартиры Валери?
Латель все больше склонялся к мнению, что сочинение Морэ представляет собой автобиографический Документ.
Но отчего он избрал именно такую форму повествования? Чтобы не выставить себя в смешном свете из-за своих необоснованных опасений? Или просто потому, что происшествие показалось ему очень подходящим для начала романа? Морис сам бы поступил так же.
Противоречивые чувства нахлынули на него. Собственно говоря, ему следовало давно передать рукопись комиссару Фушеролю. Он тут же представил себе полицейского, изрекающего с презрительной миной, что к столь сумасшедшей идее способен прийти только писатель.
Да, вероятно, нужно самому быть писателем, чтобы понять, отчего человек решил превратить в роман случившееся с ним происшествие. Какой гость — будь он безобидным человеком или убийцей — мог предугадать, что хозяин после его ухода тотчас бросится к пишущей машинке? Это был непредвиденный поступок сочинителя, который в поисках темы воспользовался подвернувшимся случаем и превратил, сам того не подозревая, идеально задуманное убийство в самое заурядное.
Морис, помедлив, взялся за телефонную трубку. Он чувствовал настоятельную потребность проверить все: факты, содержащиеся в рукописи.
Он набрал номер Валери, услышал гудки, но никто не ответил. А Морис все никак не мог решиться положить трубку.. Он понимал, что сейчас только шесть часов вечера и девушка еще может находиться на работе, что это вполне нормальное явление, но все же его охватило беспокойство.
Вошла Изабель.
— Мы уходим, папа,— заявила она.— Начало только в семь, но сегодня мне нельзя опаздывать.— Заметив огорченное лицо отца, она добавила: — Швини.
— Ну зачем же извиняться.
Он заставил себя улыбнуться и положил ей руку на плечо. Она заторопилась к Жану-Люку, ожидавшему ее в коридоре. Морис снова подумал, что этот юноша со своей незначительной внешностью не производит впечатления молодого героя-любовника.
— Когда ты вернешься?—спросил Морис вдогонку.
— К девяти или к половине десятого.
— Не беспокойтесь, месье,— сказал Жан-Люк.— Я провожу ее, у меня машина.
У Жана-Люка был старый четырехместный автомобиль с ярко-красным кузовом, на котором белой краской были написаны разные безумные изречения.
— Обо мне не волнуйтесь,— предупредил Морис,— сегодня вечером меня, вероятно, не будет.
Лицо Изабель омрачилось.
— Это из-за Даниеля?
Вместо ответа он кивнул, не желая посвящать дочь в свои планы.
— Желаю вам успешной репетиции,—сказал он.
— Спасибо! — прокричали молодые люди, сбегая по лестнице.
Морис вернулся в свой кабинет и уже в третий раз перечитал одну из страниц текста: ему хотелось окончательно убедиться. Наконец он решительно встал и надел пальто.
Кот, не спускавший с него глаз, немедленно бросился к двери и сел, вытянув хвост.
— Да, верно, я про тебя забыл.— Морис вздохнул' и, пошел на кухню.— Не бойся, голодным не останешься. Если у меня нет аппетита, ты же не виноват.
Милорд привык получать пищу вовремя. Морис открыл банку консервов и вывалил их в мисочку, куда обычно клали сочную смесь мясного фарша и свежей рыбы. Милорд обнюхал свою еду с явным презрением.
—Очень жаль, малыш, но сегодня мне некогда.
Не обращая внимания на жалобное мяуканье Милорда, он вышел из дома. Уже стемнело, и в саду лежали тени. Легкий ветер трепал листву каштана. Морис от холода поднял воротник пальто и зашагал к своей машине. С учетом заторов в движении он окажется на улице Гей-Люссака минут через сорок.