– Превосходно. Даже лучше, чем фото. Если парень увидит себя в газетах, он поймет, что пропал.
– А потому имя Жубелин ни в коем случае не должно связываться в печати с этим рисунком.
– Вы могли бы ничего такого не объяснять, – обиделся комиссар. – Я уже почти двадцать лет занимаю эту должность.
Антипатия, которую Морис и Фушероль с самого начала почувствовали друг к другу, в присутствии очаровательной Валери только усилилась.
– Можете не беспокоиться, мадемуазель, – заверил ее комиссар. – Ваше имя не будет упомянуто с этой штуковиной, – Фушероль помахал листком с изображением головы Дюпона, – парень все равно пропал. А зверь, которого преследует охотник, думает только о бегстве. – Он тяжело поднялся и выбрался из-за стола. – Теперь прошу вас пройти сюда.
С преувеличенной галантностью он подал ей руку, помогая встать, и так же за руку проводил в соседнюю комнату. На изящном запястье Валери его толстая розовая лапа с черными волосами выглядела почти непристойно.
– Совин!
Инспектор услужливо поклонился.
– Запротоколируйте показания мадемуазель Жубелин. Я еще побеседую с ней, когда вы закончите.
Совин подобострастно заюлил перед свидетельницей, обрадованный благосклонностью шефа.
Комиссар закрыл за Валери дверь и вернулся к своему письменному столу.
– Ну, месье Латель, значит, у вас от меня секреты, – проговорил он деланным тоном, дружеского упрека. – Вы, оказывается, сами любите поиграть в детектива?
– И небезуспешно, как видите.
– Лжете вы тоже небезуспешно… – Комиссар подмигнул. – Волнующая особа эта маленькая Жубелин.
– Вы чересчур далеко заходите, – со злостью бросил Морис. Его антипатия к комиссару уже переросла в отвращение. – Мне не хотелось в присутствии мадемуазель Жубелин вступать с вами в пререкания, но теперь, когда мы одни, я протестую против подобных высказываний. Да, она провела прошлую ночь у меня, но я уже объяснял, что с нами была моя дочь. Мадемуазель Жубелин не из тех девушек, с какими вы, вероятно, имели дело по службе.
– Да, да, только не волнуйтесь. – Жомиссар самодовольно улыбнулся. – Безусловно, я кое-что преувеличил. Но иногда приходится так поступать, чтобы получить требуемую реакцию.
– Это вам удалось, – заметил Морис и добавил дрогнувшим голосом: – Девушка действительно в порядке.
– Вы же знаете ее всего один день.
– Зато мы долго беседовали.
– Либо вы принимаете меня за дурака, – проворчал Фушероль без всякой неприязни, – либо вы и вправду очень наивны.
Не успел Морис ему возразить, как Фушероль заявил:
– Там кое-кто еще есть… – Пригласив Лателя подойти к двери, ведущей в коридор, он тихо приоткрыл ее. – Взгляните на эту женщину.
Морис увидел на скамейке у стены миниатюрную изящную даму лет шестидесяти. Она была одета в черное. Сложив руки на коленях, она с непроницаемым лицом сидела подчеркнуто прямо.
– Вот… вчера прибыла из Шатору.
– Это его мать?
– Да. Она вдова. Он был ее единственным ребенком.
– Единственный ребенок… – задумчиво повторил Морис.
Ему было нетрудно поставить себя на место матери, переживающей сейчас так же, как он, потеряв жену.
– Вы ее уже видели?
– Нет.
– А вы не знаете, какие у нее были отношения с сыном?
Фушероль подошел к письменному столу и взял пачку сигарет. Его враждебность немного уменьшилась.
– Хотите сигарету?
Казалось, Фушероль забыл о всех сделанных ему замечаниях. Он закурил и продолжил:
– В Морэ для нее заключался единственный смысл жизни, она так и не простила ему переезд из Шатору в Париж.
– Но ведь он был уже взрослым.
– Для матери ребенок всегда остается ребенком, – изрек Фушероль.
Снова Морис провел параллель с собой. Разве Изабель в его, глазах была взрослой женщиной? Но ей всего девятнадцать лет, она еще подросток. И вообще, Изабель – совсем другое дело.
– А такая мать-собственница, – заканчивал Фушероль свою речь, явно гордясь познаниями в области психологии, – любит изображать из себя мученицу. Повторяю, мадам Морэ не простила своему сыну то, что он уехал в Париж. Она не простит и тех, кто его переманил сюда. Она ненавидит всех, кто был ему близок здесь в Париже, считая что они оторвали от нее ребенка. Она ненавидит весь мир. – Сделав паузу, он добавил: – Поэтому в первую очередь ей я покажу портрет Дюпона.
– Но вы же не станете утверждать… Дюпон несомненно сумасшедший, это видно по всему.
– Да, сумасшедший, считающий себя мстителем, «Я уничтожу всех злых людей» – отличное название для криминального романа.
Но Мориса теперь заботило другое. Он думал о Валери. Пока Фушероль изливался по поводу душевнобольных и их преступных деяний, к нему пришла одна мысль.