– Я банковский служащий.
– Давно вы стали работать на Морэ?
– Уже четыре года. «Жертва» – шестой криминальный роман, который – он получил бы от меня.
Шесть романов за четыре года – почти половина того, что появилось за это время под именем Даниеля.
– Черновики я сберегаю. Они все сохранились.
Комната® была такая маленькая, что между кроватью и шкафом, заполненным книгами, оставалось только место для письменного стола, на котором стояла пишущая машинка.
«На ней он, вероятно, напечатал „Жертву”», – подумал Морис и отодвинул стул, чтобы протиснуться между кроватью и столом.
Состояние шрифта йодтвердило его предположение. Кулонж, балансируя на табуретке, рылся в коробке, красовавшейся сверху на шкафу. Не поворачиваясь, он протянул Морису темную клеенчатую тетрадь.
– Пожалуйста.
Обыкновенная толстая ученическая тетрадь, исписанная четким почерком. Поправки и замечания на полях, равно как и вставки на вклеенных листах, убедили Мориса, что это настоящий черновик.
– А здесь и другие, – сообщил Пьер Кулонж, выкладывая на стол еще пять пыльных тетрадей.
Морис перелистал их – черновики пяти романов, вышедших под именем Морэ. Причем каждый из них, благодаря своей оригинальности, пользовался огромным успехом.
Даниель ограничивался тем, что просто перепечатывал на электрической машинке рукописи, полученные от фактического автора, работавшего на него. Иногда он заменял некоторые слова и фразы.
– Каким образом возникло ваше соавторство? – спросил Морис.
– Морэ был клиентом в моем банке. А когда я написал свой первый криминальный роман, то, естественно, не знал, годится ли он. Тогда я набрался мужества и посоветовался с Морэ. В ту пору я уже читал его произведения.
Морис с Кулонжем уселись рядышком на край кровати. В комнате было холодно.
– Дней через восемь Морэ сообщил, что мой роман очень хорош, но в нем много огрехов, устранить которые может только специалист. Он объяснил, что бессмысленно посылать его в издательство. И предложил продать роман ему. Я, конечно, был счастлив.
Морис вытряхнул из пачки сигарету. Он слушал внимательно. Кулонж тоже закурил.
– И потом я уже все время работал для него.
– Сколько же он вам платил?
– Тысячу франков за книгу объемом в триста страниц. Это хорошая сумма. А за те, что были экранизированы, – гордо добавил Кулонж, – он добавлял еще по тысяче!
Мориса страшно удивило то, что молодой человек не имел ни малейшего понятия, как гнусно его использовали. Что такое тысяча или две тысячи франков, если Даниель за экранизацию получал многие сотни тысяч?
– Вы не пробовали освободиться от него? – спросил Морис, – Или хотя бы раз опубликоваться под собственным именем?
– Да пытался пару лет назад. Чтобы не быть некорректным, я предупредил об этом Морэ.
Чтобы не быть некорректным! Такое выражение в связи с Даниелем теперь показалось Морису по меньшей мере странным.
– И он вас, конечно, остановил?
– Да. Во-первых, заявил, что неизвестному автору крайне трудно найти издателя. А Фонтевро вообще не связывается с незнакомцами. Во-вторых, если мою рукопись не примут, то и он, естественно, не сможет ее купить. Пожелай я слишком многого, и вообще все потеряю. Но остальное, за исключением этого, – Кулонж сделал фаталистический жест, – остальное было в порядке.
– Никто из ваших друзей не советовал вам пробиваться самому?
– Никто, кроме тети, и не мог ничего посоветовать. Морэ предупредил, чтобы я помалкивал. А тетушке безразлично, как я пишу, – она в любом случае будет считать меня гением. Вы же видели, что она всё проделала тайком.
– Не упрекайте ее, а поблагодарите за то, что хотя бы одна книга выйдет под вашим именем.
– Под моим именем? Наравне с вашими произведениями? – Пьер Кулонж не мог поверить в такое счастье. – Значит, не все пропало!
– Да.
Но, говоря это, Морис думал совсем о другом. Несколько лет назад он познакомился с человеком, которого ценил за его честность, откровенность и прекрасные душевные качества. Их связывала искренняя дружба. А смерть уничтожила не только этого человека, но и ложное представление Мориса о нем.
– Почему его убили?
Вопрос Кулонжа заставил Мориса вздрогнуть.
– Что это за тип, портрет которого появился в газетах? – продолжал спрашивать Пьер.
Морис не собирался доверяться Кулонжу и потому уклончивым жестом дал понять, что ни о чем не знает. Ему не хотелось больше разговаривать о Даниеле – ни о его смерти, ни о его жизни. Внезапно он почувствовал себя очень скверно.
Они молча спустились вниз, а когда вошли в комнату консьержки, мадам Брионне беседовала с какой-то квартиранткой. Обе женщины стояли к Морису спиной.