– Вы… вы с ума сошли, – пробормотала Валери.
Он тихо засмеялся в ответ и не спеша подошел ближе, по-видимому, наслаждаясь ее страхом. Затем он осторожно вынул руку из портфеля и вытянул ее вперед. В руке у него оказалось некое подобие пистолета с длинным дулом, направленным на Валери. Девушка бормотала какие-то отрывочные слова.
Морис стоял слишком далеко и не мог ничего расслышать. Он спрятался в подъезде дома, и, затаив дыхание, с волнением следил за сценой в саду.
Мужчина продолжал наступать. Теперь дуло оружия было менее чем в метре от жертвы. Валери задрожала. Приглушенный крик вырвался у нее из груди, затем она пошатнулась, скользнула вдоль стены и упала без чувств.
Морис подбежал к ним.
– Все в порядке, – объявил Жан-Люк, снимая блестящий парик, прикрывавший его волосы, – Она в обмороке.
Он убрал бутафорию в портфель. В столь позднее время ему было не просто раздобыть этот реквизит. Он с трудом сумел уговорить своего друга режиссера немедленно отправиться в театр и достать необходимое. Но результат получился отменным. Жан-Люк был вполне удовлетворен.
– В темноте все прошло без сучка, без задоринки. Но я не знаю, что мне теперь делать.
Морис равнодушно посмотрел на лежащую девушку. Сочувствия больше не было в его сердце.
– Она что-нибудь сказала?
– Да. В страхе она проговорила довольно странные слова. – Жан-Люк почесал голову, стараясь вспомнить, и добавил: – Она буквально выдохнула: «Но ведь Дюпона не существует».
Глава 15
– «Но ведь Дюпона не существует!»… А кому, как не Валери, верить в его реальность? – рассуждал Морис.
Преследуемый по пятам Милордом, растерянный Морис прохаживался взад и вперед из кабинета в комнату. Жан-Люк хлопотал над Валери в спальне Изабели.
– Даниель лично рассказал ей о Дюпоне, она его нарисовала, Дюпон звонил Валери по телефону, она видела его перед рестораном, а сегодня, стоя перед ним под дулом пистолета, она заявляет, что Дюпона не существует! Эти слова находятся в полном противоречии с фактами, от которых она сама не раз приходила в ужас.
Морис все еще занимался своими рассуждениями, когда появился Жан-Люк со шприцем в руке.
– Я вколол ей успокоительное средство. Она теперь заснула. – Заметив недовольство на лице Мориса, он объяснил свой поступок: – Она была в истерике.
– Может, просто притворялась?
– О, нет. Она действительно была в смертельном страхе.
– И ничего не играла?
– Нет.
– А вы не могли ослышаться?
– Нет. Я слушал очень внимательно.
Жан-Люк убрал шприц в металлическую коробку и положил ее во врачебную сумку. Затем попросил разрешения вымыть руки. Морис отвел его в ванную, насыщенную ароматом душистого мыла, которым пользовалась Изабель.
Итак, в словах Валери не приходилось сомневаться. В фактах тем более. Но слова фактам противоречили.
– В своих рассуждениях мы можем прийти к абсурду, – заявил Жан-Люк, открывая кран. – Сегодня вечером мадемуазель Жубелин не сомневалась в том, что на нее напал Дюпон. Она приняла его за натуральную личность, хотя Дюпон оказался только иллюзией.
– Убийство Даниеля иллюзией не было, так же как его рукопись, портрет Дюпона, телефонные звонки, угрожающие письма…
– Письма мог послать кто-нибудь другой, – возразил Жан-Люк, вытирая руки, – То же относится и к звонкам.
Последнее замечание породило и другие сомнения. Никто бы не подтвердил, что Валери нарисовала портрет Дюпона случайно. Она сидела одна в квартире, когда Дюпон ей позвонил…
– И в ресторане, – задумчиво произнес Морис, – она одна заметила Дюпона. Я сидел спиной к окну, а когда вышел на улицу, там никого не оказалось.
Многие факты, прежде выглядевшие вполне достоверными, принимались только со слов Валери.
Но разве теперь можно было слепо слушать ее утверждения? Портрет убийцы без головного убора явно доказывал, что она солгала по меньшей мере один раз.
– Но сегодня она определенно не разыгрывала роли, – снова подтвердил свой диагноз Жан-Люк.
Когда они вышли из ванной, Жан-Люк заглянул в комнату Изабели, где лежала Валери, и удовлетворенно кивнул.
– Еще спит.
– Когда же она проснется?
– Часа через два-три. Все зависит от организма.
Пока Валери спокойно спала, механизм, приведенный ею в движение, медленно, но неуклонно разрушался. Морис был важнейшим рычагом в конструкции, больше ей не повинующейся. Он не мог запретить своему мозгу порождать идеи, приводящие к дальнейшим выводам. Не по его вине неумолимая логика заставила сделать вывод о том, что Валери была сообщницей убийцы.