Николе громко зевнул.
– Вы должны переложить это на музыку, Эффи. И я буду играть это на моей старой гитаре. Отрицайте это, если вам так поется, у вас слабость к шефу, вы решили, что он взял в оборот Ирену, и это заставляет болеть ваш живот! Вот и все.
Она позеленела от злости.
– У вас, мистер Николс, такая манера выражаться, что просто приходишь в ужас! У меня нет слабости ни к кому и у меня не болит живот. Я только секретарша мистера Каллагана. Я работаю на него, но лично он меня не интересует, и я не хотела бы прикоснуться к нему даже пинцетом.
Николс бросил окурок в пламя камина и весело сказал:
– Не начинайте мне теперь рассказывать, – что он просил вас потрогать его при помощи пинцета. Я вам не поверю! – Он снова зевнул, вытер рот и продолжал:
– В сущности, вы, может быть, и правы. Очень возможно, что он влюбился в Ирену и Паолу по ходу действия. От такого типа, – как он, можно ожидать всего. Но вы не можете изменить это, так же как и я! Учтите, что я согласен с вами. Бегать за двумя сестрицами опасно! Это все равно что играть с динамитом. Я вспоминаю, как однажды в Висконсине я знал одну беби…
Эффи перебила его твердым тоном:
– Эту историю, мистер Николс, вы мне уже рассказывали.
– Очень хорошо, – сказал он. – Возвращаясь к патрону, скажу, не занимайтесь им! Если он ведет игру с бандой, это касается только его! Не занимайтесь этим, и если вы нуждаетесь в утешении, приходите ко мне! Чтобы ободрить людей, у меня есть средства заставить расти волосы у апельсина!
– Я благодарю вас, мистер Николс, но я не нуждаюсь в утешении.
Он послал ей нежную улыбку.
– Я в этом не сомневался, – сказал он, – Но вы заставили меня вспомнить о малютке, которую я знал во Флетбиче…
Он замолчал, так как за Эффи с резким стуком закрылась дверь. Несколько секунд он скреб свой подбородок, занятый решением сложной проблемы: Потом, решившись, нагнулся и открыл дверцу шкафа, где находилась бутылка с виски.
Он выпил прямо из горлышка добрый глоток, заткнул бутылку, поставил ее на место, скрестил руки на животе и, уютно устроившись в кресле, задремал.
Когда Тринголлу принесли чай, в его кабинет вошел Каллаган.
Гринголл улыбнулся.
– Здравствуйте, Слим, – приветливо сказал он. – Я заметил, что вы появляетесь у нас точно во время чая!
Каллаган положил шляпу на край стола и, устроившись в кресле, ответил:
Я это делаю нарочно. В это время в Нью Скотленд-Ярде весь народ отдыхает. Вы понимаете, что я хочу этим сказать?
– Я знаю одного человека, который меньше всего думает об отдыхе. – ответил Гринголл. – Это инспектор Шеррик. Ему поручено следствие по делу об убийстве Сирака. Он, без сомнения, захочет, вас послушать. Но я решил, что будет неплохо, если мы с вами немного побеседуем.
Каллаган закурил.
Я об этом как раз и думал! Вы знаете, Гринголл, что я всей душой хочу быть вам полезным.
Гринголл разлил чай по чашкам.
Я знаю это, – ответил он. – И это меня пугает.
Каллаган наморщил брови.
– Вы, наверное, считаете очень милым то, что вы говорите?
Гринголл встал, чтобы передать ему чашку с чаем, и сказал:
– Вы оказали нам большие услуги как в деле Виндаун, так и в деле Ривертон. Но каким образом вы устроили, чтобы оба раза не попасть в тюрьму, мне до сих пар непонятно!
Каллаган не отвечал, пока Гринголл не занял снова свое место за столом.
– Если вы пытаетесь инсинуировать, что мои действия заслуживали моего ареста и пребывания в тюрьме его величества, я принужден буду преследовать вас за диффамацию.
Потом он улыбнулся и продолжал:
– Горе в том, – что вы не переносите частных детективов. Вы нам не прощаете, что мы действуем более прямо, нежели вы, что мы не рабы всевозможных правил и положений, что мы имеем, возможность не надевать перчаток, задавать вопросы, которые вы ставите со всевозможными оговорками.
Он отпил глоток чая и добавил:
– Я очень доволен, что не принадлежу к вашей полиции.
– Я разделяю вашу радость! – воскликнул Гринголл. – Такой тип, как вы, и здесь, – это было бы революцией!
Каллаган насмешливо улыбнулся.
– Я считаю все же вас несправедливым, – сказал он. – Я теряю время и иду сюда, прихожу с наилучшими намерениями, готовый вам помочь, и что же меня встречает? Упреки и Инсинуации! Кстати, если вы сможете дать мне второй кусок сахара, я буду вам благодарен. Не беспокойтесь, бросьте мне его!
Гринголл удовлетворил его просьбу.
– Слим, – сказал он, – я хочу играть с вами в открытую. В этой истории с Сираком Шеррик в полном недоумении. Человек этот был уже мертв порядочно времени, когда мы увидели его. В квартире холодно, как в холодильнике, и судебный врач в трудном положении. С другой стороны, в этом доме нет портье, нет привратника, и очень, трудно узнать, кто приходил к нему и кто выходил. Вы сами знаете это не хуже меня.