Он ошеломленно помотал головой.
— Они в лодочном сарае. Оба мертвы, — сказал он наконец. — Жуткое зрелище.
— Но они не могут быть оба мертвы, — возразила я. — Вы же не убили их, правда?
— Это Джефф. Я бы не сумел. Никогда бы не сумел. А Джефф смог.
— Что Джефф смог? — умоляюще переспросила я. — Он не смог бы убить Джулиана. Ни за что. Скажите, что это не так.
— Покойной ночи, милый принц, — пробормотал Артур, глядя перед собой в землю. — Пусть над тобою сонм ангелов поет…[64] и прочий всякий вздор…
— О нет… — выдохнула я. — Нет!
— Я любил его, — молвил Гамильтон, подняв на меня глаза. — А дальше — тишина,[65] — добавил он и вытянул из кармана пистолет.
— О нет! — в отчаянии прошептала я.
Он поднес дуло ко рту и выстрелил.
Заломив руки над головой, я как подстегнутая развернулась и побежала обратно к кладбищу, к каменному уступу, чуть не в руки к спустившемуся Холландеру.
— Они все же это сделали! Они убили его! Джефф его застрелил! Он застрелил Джулиана!
— О боже! — вскричал профессор, зажмурив глаза. — Господи!
— А сам он только что застрелился! Прямо у меня на глазах! Аж мозги…
— Кто?
— Артур Гамильтон! Так что быстрее, профессор! Отправьте меня в прошлое! Сию же минуту! Умоляю, иначе я этого не вынесу!
— Господи! — снова вскричал он.
Я схватила его за плечи:
— Отправьте сейчас же! Немедленно! Пока я не подобрала его пистолет и не застрелилась сама!
Холландер, потрясенно распахнув глаза, уставился на меня.
— Сделайте же это, профессор! — взмолилась я и, упав на колени к его ногам, поникла головой.
Через мгновение я почувствовала, как он крепко взял меня за плечи. Суровый ветер с дождем обрушились на меня долгим непрерывным шквалом.
— Сделайте же это! — отчаянно завопила я опять.
И вдруг у меня заложило уши, перехватило дыхание, и я устремилась, кружась и кружась, куда-то сквозь леденящую пустоту… и очнулась под секущим мартовским дождем, частыми струйками сбегающим по моему лицу.
ГЛАВА 28
Амьен
В ту ночь я не сомкнула глаз. Разве могла я потерять хоть одно мгновение своей последней ночи с Джулианом? Естественно, я не могла заснуть! Мне было совсем не до сна — каждый нерв во мне дрожал и вибрировал, будто по телу непрерывно струился магнитный ток.
Я ничего ему больше не рассказала. Какая от этого польза? Джулиан не собирался менять планы, не мог пренебречь офицерским долгом, изменить принципам. Пусть лучше и дальше думает, что сможет перехитрить судьбу, помешать божественной воле, что, сместив время выхода патруля или еще что-то подкорректировав, он станет недосягаем для Холландера. Что он сможет остаться в этом веке, сможет вернуться ко мне, жениться и стать отцом для нашего малыша. Чудесная красивая мечта! Так почему бы не позволить Джулиану стремиться к ней до самого конца?
В нашей узкой постели я едва могла пошевелиться. Я лежала, всей плотью, от щеки до пальцев ног, прижавшись к его отдыхающему во сне телу, и все разглядывала его спящего, любуясь прекрасным и дорогим мне лицом, что светлело в слабом сиянии луны, просачивавшемся из окна сквозь тонкие занавески. Эта прелестная мальчишеская «версия» Джулиана! Отчасти воин, отчасти юный студентик — и вместе с тем уже таивший в себе все то, что я в нем так всегда любила.
Смогла ли я все-таки привыкнуть к его необычайной красоте? Признаться, не совсем. В моем сознании она скорее соединилась с красотой его души, его внутренней сущностью. С тем Джулианом, которого я полюбила. И теперь я понимала, что не посмею допустить, чтобы он остался здесь и был потом убит на Сомме или при Пашендейле,[66] или в каком-нибудь очередном, не бог весть каком важном ночном рейде вроде того, в который он собирался ныне. Так, по крайней мере впереди его абсолютно точно ждут двенадцать лет жизни, включая одно восхитительное лето. И за эти годы он добьется много чего замечательного. Впереди и успешные вложения инвесторов «Саутфилда», и всевозможные благотворительные пожертвования, и надежные пенсионные страхования. И спасение от банкротства «Стерлинг Бейтс», и благодаря силе его личности, его находчивости и личному примеру сохранение для многих десятков людей средств к существованию. И дитя, которое он зачал со мной, которое останется жить после него — или, правильнее сказать, до него? Ребенок, которого я буду любить всей душой, которого я взращу в великом почтении к памяти его блистательного отца.
66