Все это вместе и даже по отдельности настолько перевешивало мою эгоистическую потребность побыть с ним рядом хотя бы еще немного, ненадолго выкрав его у неумолимой судьбы!
В этот момент моих размышлений — уже далеко за полночь — Джулиан пошевелился, частицей своего еще не пробудившегося сознания неловко отметив непривычное соседство другого тела. Смущенно, совершенно по-мальчишески он открыл сонные глаза и глянул на мое лицо, лежавшее рядом на подушке.
— Кейт, — выдохнул он.
Я потянулась ладонью к его щеке и, ласково погладив, прильнула к нему губами. Я целовала и целовала его с той неизбывной нежностью, со всей той страстью, что всегда так влекла меня к нему. А потом занялась с ним любовью. У меня ведь имелось бесценное преимущество: я безошибочно знала, что именно он любит, что заставит его стонать и вскрикивать от наслаждения. Все эти прекрасные и бесконечные часы нашего любовного опыта не прошли для меня даром. Дрожавшего от невыносимого бурления страсти, я доводила его до крайней, высшей точки, чуть-чуть не позволяя ему выплеснуть всю свою мощь в неистовстве оргазма, — и тут же прижималась к его груди, впитывая его всей своей плотью и горячо шепча ему, как бесконечно я обожаю его, желаю его, как беспредельно, навеки люблю…
Так что потом Джулиану не понадобится ждать от меня подобных слов. Он и так все это будет знать.
На рассвете он пробудился опять и на сей раз, крепко меня обняв, овладел мною с безудержной, по-настоящему мужской самоуверенностью — уже сейчас истинный покоритель мира! Едва успев улыбнуться этой мысли, я потеряла нить рассудка в сладком мучительном блаженстве, вцепившись пальцами в его крепкие, бугрящиеся мускулами плечи, дивясь и изумляясь его силе.
Нет, в ту ночь я не потеряла ни минуты, ни даже краткого мгновения!
Потом он нехотя поднялся, покрывая все мое тело поцелуями, не упуская ни единого, только что обнаруженного для себя потайного местечка, тихо повторяя нежные слова удивления, любви и благодарности.
В остывшем к утру воздухе Джулиан быстро умылся и оделся. Я помогла ему застегнуться на все пуговицы, затянула галстук. Затем, пока он отлучился в свою комнату побриться и собрать вещи, привела себя в порядок сама. Много на это времени не ушло, и когда я полностью оделась, то подсела к столику и написала несколько строк на листке бумаги, хотя и знала, что это ничегошеньки не изменит, что я не вправе даже пытаться что-либо изменить.
Закончив, я выскользнула в коридор, пройдя к его комнате, и тихонько постучала в обшарпанную деревянную дверь. Она мигом открылась.
— Любимая, — тут же заключил меня Джулиан в объятия, прижавшись к моему виску гладко выбритой и еще влажной щекой. — Поезд отходит через полчаса. Ты пойдешь со мной на вокзал?
— Естественно, — прошептала я и, уткнувшись носом ему в шею, глубоко вдохнула его запах.
— Я все помню. Я перенесу время выхода группы и вообще буду крайне осторожен. Никакого необдуманного риска. Я непременно вернусь к тебе — целым и невредимым. Я не подведу тебя, обещаю!
— Конечно, не подведешь, любовь моя. Конечно же, нет…
Он усадил меня с собою на кровать, скрипнувшую старыми пружинами, крепко прижав меня спиной к своей груди.
— Ты должна уехать в Англию, там намного безопаснее. Через месяц-другой меня отпустят на недельную побывку. И тогда мы поженимся — в смысле, официально. Ты ведь уже моя жена — и можешь жить в Саутфилде с моими родителями. Там и родится наш ребенок. Я прямо сейчас напишу родителям, чтобы их подготовить. Родная, не беспокойся ты так, — добавил он, целуя меня в волосы. — У тебя какой-то пугающе унылый вид. Тебе нельзя так огорчаться. Все у нас с тобой будет замечательно. Теперь у меня есть ради кого жить. Ради вас двоих, — скользнул он ладонью вниз, к животу.
Я накрыла его руку своей.
— Я счастливейшая в мире женщина. Мне повезло найти тебя, твою любовь, твое чистое открытое сердце. Едва меня зная, ты сразу принял меня, доверившись каждому моему слову. Ты подарил мне чудесную, исключительную ночь, когда я даже не чаяла еще хоть раз обнять тебя.
— Милая моя, — радостно усмехнулся он, — для меня это огромная честь.
Развернув кисть, он взглянул на часы и вздохнул:
— Пора.
Взяв меня за руку, он закинул за плечо ранец и вывел меня в коридор. Вместе мы спустились по лестнице и вышли наружу, на пустынную поутру улицу. Ночью ветер разогнал остатки туч, и теперь ясное, словно умытое дождями солнце мягко золотило острые мансардные кровли. В нескольких улицах от нас, разорвав раннюю тишину, печально прозвонили соборные колокола, созывая паству на заутреню.