Софрон с Ивашкой зашли внутрь большой и просторной клети. Лучи света проходили чрез отверстия в стенах, сделанные под самым потолком. Здесь лежали кучи тёмной грубой кожи. Слуга показывал молодому купцу заготовленный товар.
Далее, за очередной перегородкой, разместилась копна, сложенная более плотно и порядочно. Здесь была уже выделанная кожа красно-коричневого цвета. Красивая и лощёная.
— Добро! — воскликнул Софрон. — А где бляшки, ремешки, тафта9?
— Обернись!
Софрон повернулся и увидел кучу ящиков, разложенную у стены напротив. Они стояли один на другом. Подойдя ближе, он снял с верхнего крышку — короб полнился связками небольших ремешочков из телячьей кожи.
— А тафтяной ткани… и парчовой, к вечеру привезут два постава10, — подумав, сказал Ивашка.
— Почему так мало? В позапрошлом году, помнится, распродали тафты, да ковров персидских, и турецких на семьсот с лишком рублей!
— Как твой батюшка изволил, государь, так оно и есть. Дело в том, что… те ковры и ткани были от гостя11 Степана Артемьева. Уж больно хорошие: узорчатые, цветные, и чистые, и всякие разные были, и по сорок рублей за постав!
— Отчего ж этот Степан Артемьев продавать свой товар не хочет? — с досадой спросил Софрон.
— Ему больше нечего продавать! — воскликнул Ивашка. Подошёл ближе. И озираясь по сторонам, словно бы кто мог его подслушать, сказал. — Говорят, что служилые люди ходили, и о нём, о Степане, расспрашивали! Все его богатства в казну прибрали, поэтому у него больше ничего и нет. А почему прибрали — никто не знает!
Он отошёл, и сказал обычным голосом:
— Твой отец у другого гостя тканей закупил — тот уже по шестидесяти рублей за постав берёт. Вот!
— Что ж, — задумчиво ответил Софрон, — Бог милует, царский гнев нас не настигнет. А нам что, холопам его? Только б разорения не было, мы государю верно служим!
— Всё так, — ответил слуга.
Софрон с Ивашкой ещё немного походили по клети, разглядывая и обсуждая товары, перебирая содержимое ящиков и обговаривая условия торговой сделки. Потом вышли из здания и подошли к воротам. Там уже стали прощаться.
— А оставшуюся часть цены завтра к тебе пришлём с нашими людьми, — сказал Софрон Ивашке.
— Хорошо! Всё передам, как положено. Ты скажи, куда отец нынче товар везти собрался? Небось в Москву?
— Может и в Москву, не знаю. А я опять буду дома сидеть, — в словах Софрона прозвучала обида, — а братья мои сейчас в Устюге, у каждого свой двор!
— Не кручинься, государь, будет у тебя и двор свой. И жёнушку тебе отец под стать отыщет. И детишек Бог даст, и добра полным полно будет! Ты на отца не злись, и не ропщи. Он всё тебе только во благо делает — ты и повинуйся!
Немного помолчав, Софрон ответил:
— Ты прав, Ивашка… Помилуй, Бог, меня грешного! — Софрон перекрестился. Ивашка сделал то же самое. А потом молодой купец сказал:
— Ну, будь здоров — ещё встретимся с тобою!
— И ты не хворай, сударь! Как я рад был тебя видеть, и об отце твоём досточтимом добрым словом обмолвиться! — с улыбкой отвечал Ивашка. Он поклонился Софрону, и проводил его в ворота.
…
Софрон шёл по оживлённой улице, минуя один двор за другим. Вскоре улица разделилась надвое, одним из своих ответвлений делая изгиб в левую сторону. Туда и направился молодой купец. Здесь был узкий проулок, где крыши и крыльца теремов иногда подходили друг к другу очень близко. Людей шло много, стоял шум от их возгласов, от разговоров. Было даже тесновато, хотя телег с лошадьми не проезжало.
Проулок скоро закончился. Софрон вышел на широкую и просторную торговую площадь. Тут было полным-полно народу. Яркое солнце на чистом голубом небе поднялось высоко, ослепляя сиянием собравшихся на торжище людей, и вынуждая их своим жаром снимать шапки, скидывать шубы и тёплые меховые накидки, и класть их на плечо или нести в руках. Было шумно. Стояли лавки, тянулись выстроенные из еловых и берёзовых брёвен торговые ряды, высились амбары для гостей — знатных и оборотистых купцов, прибывавших в Ярославль из других городов, либо из далёких заморских стран. Чуть в стороне от рядов и лавок сидели и бродили нищие: мужчины и женщины, носившие поношенные накидки и сермяжные платья. Их было много, среди них были и дети. Неподалёку Софрон увидал идущего в ту же сторону представительного мужчину с окладистой бородой, в блестящей меховой шубе и шапке. Он подошёл к кучке сидевших нищих и, наклонившись, дал им еды в мешке, пару монет и свёрток ткани. «Храни тебя Господь!» — с благодарностью восклицали ему в ответ.