…
Рыжебородый купец весело спускался по крыльцу, держа в руке блестящий золотой кубок с изумрудами. Он повертел его в руке, и подумал: «Какой красивый!».
Он спустился на землю. Справа послышался топот копыт. Через ворота прискакала лошадь. С неё спрыгнул молодой парень, кудрявый. Сашка Афанасьев тотчас бросился к купцу, и неистово заорал, достав из ножен сверкающий клинок сабли:
— Что ты натворил?! Где отец и мать?!
Подлетев к Степану, он замахнулся острой саблей. Купец выронил кубок.
Прогремел выстрел. От головы Сашки с брызгами отлетели алые куски. Его труп свалился на землю, у ног Степана. С правой стороны подошёл Фёдор с ружьём в руках.
Степан наклонился, поднял золотую чашу, и взглянул на мёртвое тело.
— Эх, ты! Добрый молодец. За делишки отца своего поплатился! — печально промолвил купец. — Федька, скажи, чтоб запалили здесь всё, как следует!
— Скажу, не волнуйся, — хмуро ответил товарищ.
Степан направился к человеку с факелом. Подойдя, сказал ему:
— Пошли за мною!
Они зашагали в сторону маленькой полуземлянки.
Зашли в неё — и оказались в темноте. Мрак разгоняло лишь дребезжащее пламя факела. Стали спускаться, топая по каменным ступеням. Раздавалось эхо.
Спустившись, побрели по каменистому полу. Было очень прохладно, и тихо.
— Дай-ка мне! — Степан взял у напарника светоч. Он чуть отошёл, и посветил — в свете огня показалась бочка. Ещё одна. И ещё бочонки.
— Какой у него погреб огромный! — восхитился разбойник.
— А то!
Степан вскрыл бочку — и окунул голову в душистое заморское вино, хлебнув побольше.
— Райское зелье! — весело воскликнул купец. Он набрал вина в дорогой кубок. Издали послышались шаги, шло несколько человек. — Собирай всех — напьётесь от души. Говорил я, какое это местечко обильное!
— Говорил, сударь — так оно и есть! — напарник тоже испил из бочонка. Степан направился к выходу.
…
Огромный терем охватило пламя, заливая тёплым алым сиянием округу. Его острые языки танцевали и взмывали вверх, к далёкому ночному небу. Раздавался треск. Стреляли искорки — обломки брёвен с гулом отскакивали, и падали на землю.
Лица Степана и Фёдора были освещены огнём. Товарищи стояли у пожарища. Жар обдавал их щедро, чуть не обжигая кожу.
Степан хлебнул вина из драгоценной золотой чаши.
— Какой же грех большой! — угрюмо воскликнул Фёдор, и перекрестился. — Прости, Господи…
Купец молчал, со спокойной улыбкой глядя на гигантское трескучее зарево огня.
— На, попробуй! — Степан дал кубок товарищу.
Фёдор осушил чашу, и швырнул её в сторону. Друзья пошли к воротам.
Забравшись на своих коней — они поскакали прочь, рассекая ночную тишину. За их спинами стоял пылающий терем.
Денёк был пасмурный. Софрон брёл по людному торжищу. Он вёл разговор со здешним посадским жителем.
— Ходят слухи, — говорил тот, — что сегодня ночью лихие люди убили гостя Афанасия Васильева. И двор его пограбили, и сожгли!
— Я ж его сына знаю, Сашку! — взволнованно отвечал Софрон.
— Вот как! Тогда будем надеяться, что, Божией милостью, живым остался. Как бы то ни было, теперь староста со служилыми за душегубцев хорошенько возьмутся! Этот гость, Афанасий, был человек именитый, и повинностей никаких, говорят, не нёс.
Сквозь толпу, грубо расталкивая людей, пробирался вперёд отряд стрельцов. Их было много, каждый держал в руке пищаль. Они торопились.
Молодой купец напрягся. Ему сделалось очень страшно…
Накрапывал мелкий дождик. По двору ходили люди, что-то таскали. Под навесом галереи, за деревянными резными колоннами стоял Степан, с Никитой зверем. Купец облокотился на бочковатый столбец. На купце был узорчатый синий халат. Никита стоял в меховом плаще.
— У меня была корчма в Ярославле, — говорил Степан. Он всматривался в серую даль. — Хмельные напитки мне Афанасий отправлял из Холмогор. Доход от корчмы мы пополам делили. Там были и мои люди, и его. Много лет всё шло чудесно. Но потом, в городе новый воевода сделался — по извету отправил к корчме людей своих, и приставов, чтоб погромить её. А холопов Афанасьевых след простыл! Афанасий, я знаю — он это всё задумал! Я взял добро, и убежал в Астрахань, а оттуда — в Дербент. То раньше была земля персидского царя, а ныне, султана турецкого…
— Что же… говоришь, сжёг он усадьбу твою? И жену твою убил?
— Я не любил её, но… да. И погубил слуг моих верных!
— Ты ведь понимаешь, что лиходеев всех половят, однажды, — спокойно говорил Никита. — И тебя тоже приберут! К заплечному мастеру сначала отправишься, он будет тебя пытать. Потом выведут на площадь — и голову отрубят! Или на кол посадят.