— Понимаю, — нахмурившись, ответил Степан.
— Что будешь делать?
— Я уплыву отсюда. Навсегда.
— С нами… в Мангазею?
— Да.
…
Степан сидел за столом, и ел. К нему подошёл Софрон, и воскликнул:
— Знаешь, о чём люди говорят, Степан? Убили Афанасия Васильева! Скажи мне, уж не подсоблял ли ты как-то разбойным людям?!
— Прости, Софрон. Не стану с тобой этого дела обсуждать, — отрезал купец. Потом, он добавил. — Я скоро отправлюсь с Никитой за море.
Молодец вышел во двор, судорожно крестясь, и повторяя молитву. Навстречу ему шёл Иван. Софрон вскрикнул:
— Ваня! Степан, скорей всего, в злом деле замешан! А вместе с ним — и мы с тобою. Он за море уплывёт, а нас — будут пытать в темнице!
— Пущай Бог его судит, за все его дела. Я хотел тебе сказать — я отправляюсь в поход, с Никитой, и с товарищами — за соболиною пушниной, в град Мангазею.
— Что? А я куда?!
…На холме, в дремучей тайге, между большими тёмными елями, стоял одинокий бревенчатый скит.
В тесной хижине был монах. Длиннобородой седой старец в великой схиме — чёрной робе с белыми крестами, и надписями — молился перед небольшой иконкой, стоя на коленях:
— Тебе, Богу и Творцу моему — в Троице Святей славимому Отцу, и Сыну, и Святому Духу поклоняюся, и вручаю душу, и тело мое! И молюся — Ты мя благослови, Ты мя помилуй! И от всякого мирскаго, диавольскаго, и телесного зла избави! И даждь в мире, без греха, прейти день сей! В славу Твою — и во спасение души моея! Аминь, — инок осенил себя крестным знамением.
Он вышел на свежий воздух. Погода была прохладная, но приятная. Сев на пенёк, монах взглянул вдаль — с холма была видна бескрайняя водная гладь. Он заметил там, на море, два кораблика. Оставив позади устье реки, они уплывали вдаль — на север.
[26] Плундры — короткие и мешковатые брюки, популярные в XVI–XVIII вв.
Глава 4. Ветер дует с юга
По бурному серому морю, вздымавшемуся из раза в раз волнами, стремительно плыл вперёд толстобокий коч. Он скрипел, и покачивался, его большой квадратный парус полнился ветром. Корабль шёл уверенно. Спереди, вдалеке, плыл коч побольше — кормщиком там был Никита Зверь. С ним был Истома — указывал судну правильный путь — а ещё другие бывалые мореходы. Справа по курсу, далеко на горизонте, тянулась рваная полоска чёрных скал, и каменистых серых отмелей.
На малом корабле находились уже давно знакомые товарищи, кроме Михаила. Купец остался в Архангельске, чтобы потом, к концу лета, воротиться в Вологду.
Ветер был сильный. Свинцовые тучи изредка сыпали каплями. Капли летели в лицо товарищей, Степана, Фёдора, Софрона и Ивана, усевшихся на бочках, друг возле друга, в кругу — на ледяном ветру кутаясь в тёплые накидки. Неподалёку, по палубе, ходили двое — дёргали за толстые верёвки, идущие к парусу. Иван, склонившись, перебирал пальцами ожерелье из бирюзовых бусин, и большую костяную фигурку. Степан, завернувшись в меховую шубу, рассказывал товарищам историю:
— В Дербент я ходил в прошлом году…
Позади уплывали вдаль белокаменные башни Астрахани. Степан с другими купцами сидел в небольшой торговой ладье, под парусом. Ладья шла по Волге к Хвалынскому морю…
— Куда собрался? — Степан прицепился к плывшему с ними иноку. Монах сидел в чёрной робе, из-под чёрного капюшона был виден низ лица. Парень был молодой.
— Не твоё дело. Отстань! — раздражённо ответил молодой чернец низким голосом. В руках он держал небольшую книжку.
— Что, тяжело жить на белом свете?! — усмехнулся купец. — Решил от невзгод убежать — сначала послушником сделаться, а потом за море уплыть? Не поможет!
— Нет. Я в деревне жил — и всё было чудесно. Но потом, Господь призвал меня праведности искать среди неправедных! В странах восточных, средь агарян… Ты ищешь блаженства земного, а я — вечного. Смотри, ещё веру христианскую позабудешь ради прелестей сего мира!
Другой купец подошёл, и сказал:
— Стёпка, не трогай его! Он тебе чем мешает?
…
Стояла жара. Над головой, с чистого синего неба, палило солнце. Ладья качалась на волнах. Впереди, на гористом берегу, появились сотни бледно-коричневых домиков и желтоватая крепость. Неподалёку проплывали корабли. Взбиравшимся от синего моря наверх, на пустынные склоны Кавказа, предстал город Дербент.
Степан присел на колени возле монаха:
— Благослови! Долго мне храмов православных не видеть.
Чернец окрестил купца сложенными пальцами руки.