Софрон неторопливо брёл вдоль торговых лавок, стараясь не мешать и не натолкнуться на другого человека. Любовался изделиями кузнецов, гончаров и прочих мастеров, выложенными на прилавках: глиняной, оловянной и серебряной посудой, горшками, кувшинами, чарками и кубками, железными подковами, ножами, крюками и прочей утварью. Когда он проследовал дальше, с обеих сторон пошли длинные ряды без навесов, где товар лежал прямо на солнце. Продавали в огромном количестве рыбу: свежую и засушенную, крупную и мелкую. Один коренастый молодец, стоявший у прилавка, схватил толстенную белугу — усатую остроносую рыбину в два аршина длиной, за жабры. Держа её над собой, перед продавцом, и хвалясь своей силушкой, он вскричал: «Вот это чудовище! Сколько стоит?!».
Дальше ряды прерывались небольшой пустой площадкой, откуда дальше они расходились в четыре стороны. На этом пространстве смешивались и разделялись потоки людей, пришедших в этот день на торжище. В стороне от центра площадки стоял под двускатным навесом небольшой дубовый восьмиконечный крест. На нём было вырезано распятие Христа, его тело слегка выдавалось вперёд. Крест по высоте доходил до плеч. Проходя мимо, люди крестились и кланялись в его сторону. Приблизившись к кресту, Софрон сделал то же самое. Тут молодому купцу пришло на ум, что скоро призовут к обедне. Солнышко было высоко. Время уже не раннее.
Он свернул на другой ряд, тянувшийся от площадки с крестом. Здесь было меньше народу. На прилавках лежали куски мяса, прошлогодняя капуста, яблоки. Внизу, у одного прилавка, стояли мешки с мукой, а сверху были баранки и хлеба. На следующей лавке была пара пустых корзинок. Стоявший за ней продавец согнулся, деревянным ковшиком зачерпывая соль из бочки, поставленной возле его ног. У прилавка было трое покупателей. Софрон выждал, пока они наполнят свои мешочки сыпучим товаром и уйдут. Он подошёл к продавцу. Они ещё долго обсуждали подвоз соли из Устюга — её поставляли на этот рынок старшие братья Софрона.
Вдруг, зазвенели колокола. Мерный гул доносился от высившейся вдали, на пригорке, бревенчатой церкви. Тремя высокими шатрами она врезалась в чистую и безоблачную гладь лазурного неба. Средний шатёр был выше и шире, на верхушке каждого из них покоились резные луковки куполов, откуда вздымались большие серебристые кресты — они ярко сияли и искрились на солнце. Вместе с многолюдной толпой, Софрон устремился в храм Божий к обедне.
…
Прошло много часов. Церковь была заполнена людьми, здесь было тесно и темновато. Её внутренность была из брёвен и досок. Свет лился из решётчатых оконец вверху, лучи падали на золочёные иконы, тянувшиеся одна за другой — иконостас подымался до самого потолка пред взором собравшихся. Иконы сверкали, своими красками и строгим великолепием вселяя в прихожан благоговейный трепет. Люди стояли на ногах уже очень долгое время. Но держались твёрдо: крестились, молились и исполняли всё необходимое. Перед ними на возвышении, предварявшем вход в алтарь, раскатистым хором пели дьячки.
…
Богослужение клонилось к окончанию. Вышел поп, держа в руке золотой крест, украшенный камнями и узорами. Собравшиеся поочерёдно подходили, чтобы приложиться к кресту. Приложился и Софрон. Двигаясь в общем потоке народа, он покинул церковь.
Молодой купец вышел наружу, и щурясь от яркого солнца вдохнул свежий весенний воздух. Повернувшись, перекрестился и поклонился у дверей храма вместе с остальными. Потом развернулся обратно, ступил на паперть и спустился по дощатым ступеням вниз. Он устремился к своему двору, на обед.
…
Время было уже за полдень. Софрон неторопливо шагал по снегу к крыльцу, ведущему на второй этаж большой добротной избы из еловых брёвен — сердцу его семейной усадьбы. От этого здания тянулась череда других бревенчатых построек, соединённых переходами. Она обрамляла собою внутреннее пространство двора. Там было несколько холопов. Один в дальнем углу черпал лопатой снег и сбрасывал в кучу. Другие шли кто куда, по своим делам.
— Здравствуй, Софрон! Тебя твой батюшка ждёт наверху! — поклонившись, воскликнул мужик, встретивший его у крыльца.
— Чудесно! Обедать пора, я уж изголодался! — весело отвечал Софрон.
Крыльцо начиналось от угла здания, где скрещивались толстые брёвна стен. Под деревянной крышей, по левую руку, шёл ряд причудливых колонн — резных пузатых кувшинов. Куски недотаявшего снега на перилах искрились на солнышке. Софрон, бодро поднимаясь по лесенке, смахивал их рукой. Издалека, из стойла, раздавалось мычание и блеянье. Было слышно, как хлопали тяжёлые ворота, и как уборщик снега со стуком бросил свою лопату к стене.