— Я же тебе говорил!
…
Мужчины в тюрбанах шагали по светлому коридору дворца. Его стены, покрытые причудливой вязью, уходили вдаль. По коридору бегали туда-сюда и суетились слуги. Ходили стражники.
Молодой повелитель весело молвил одно слово за другим. Слуга в красной феске поклонился до земли, а затем сказал:
— Клянусь Аллахом, для меня нет большей радости, чем снова видеть тебя, Степан! В Дербенте всегда готовы с честью принять заморских гостей! Но сейчас, я должен оставить тебя, из-за очень важных дел, которые ждут меня, и моих советников. До встречи, друг!
Степан поклонился в ответ, и воскликнул, улыбаясь:
— Взаимно, мой друг!
Хусейн с советниками удалились. От них отстал один человек в большой белой чалме. Этот мужчина подошёл к Степану. Они вдвоём юркнули за угол, в небольшой боковой проход, и встали у стены.
— Я рад тебя видеть, Юсуф-ага! — воскликнул купец. Мужчины крепко обнялись. Юсуф — пожилой, полный и круглолицый, с раскидистой белой бородой без усов — широко улыбался, хлопая Степана ладонью по спине.
— Я тоже! — ответил он по-русски. — Я жду тебя сегодня вечером!
…
Степан решил сходить в сад. Стояла жара. В полуденном зное, палимые солнцем, на скамье дремали двое янычар, прислонясь спинами к стене, закрыв глаза и похрапывая.
Журчали тоненькие струйки фонтанов. Степан прогуливался между сочными зелёными кустами, вдоль пруда. От воды веяло ласковой и свежей прохладой.
Возле пышного дерева, усеянного цветами, стояла юная девица в тёмном платье, худенькая и черноволосая. Купец, не теряя времени, устремился к ней.
— Как тебя зовут? — спросил он по-турецки, подойдя близко.
— Гюльсум, — спокойно ответила она, разглядывая и перебирая большие бледно-розовые цветы и бутоны. — А ты… торговец из России?
— Да! Меня зовут Степан.
— Я тоже не из этих краёв… Здесь очень милый сад, правда? — Гюльсум посмотрела в лицо Степану, от взгляда жгучих чёрных глаз его кожа покрылась мурашками. На её нежные и румяные щёчки падали чёрные локоны.
— Правда. Это какие-то необычные цветы! Я таких в жизни не видал. Очень красивые, — купец серьёзно взглянул на девушку, поправляя ей чёрный локон за ушко, — но прекрасней их, прекраснее всего в этом городе — это ты!
Гюльсум радостно улыбнулась. Она взяла край его распахнутого халата на груди, проводя пальцами:
— Твоя одежда, Степан, прямо как эти цветы! — ласково воскликнула она, смотря ему в лицо. Потом задумчиво добавила. — А твоя борода как… огонь.
…
Вечер. Но было ещё светло. Степан сидел возле Юсуфа, на мягких подушках, на полу — в просторной комнате. Под подушками были тёмно-красные ковры с невероятными узорами, в тысячах листочков и ромбиков которых терялся взгляд…
На коврах стояли серебряные кубки, и блюдца. Длинноногие наложницы в шёлковых юбках, наклонившись, наливали в чаши вино из расписных бело-синих кувшинов, и раскладывали по блюдцам инжир, виноград и большие сливы.
Степан и Юсуф неспеша ели фрукты, и пили изысканное вино. Звучала подвывающая струнная музыка.
— Сегодня во дворце встречали важного гостя, — молвил советник, и вздохнул. — Как же долго это длилось!
— Я слышал, в вашем Куране написано, что грешное дело — вино пить, — сказал купец, потягивая напиток из кубка.
— Так и есть! — спокойно воскликнул Юсуф. — Но для чего же Аллах установил этот запрет, если не для того, чтобы мусульманин был счастлив выпить немного вина, после долгого перерыва?
Степан почесал лысую макушку.
Перебирая струны толстобокой багламы28, молодой парень в светлой накидке — кудрявый и длинноволосый, с густой чёрной бородой — напевал какую-то восточную песню…
— У него голос соловья! — с улыбкой произнёс пожилой советник. — Этот прекрасный музыкант — перс, но несмотря на это он может петь на всех наречиях, какие только есть на свете!
— Правда? — нехотя отозвался купец. — Всех наречий я не ведаю… Пускай хотя б на русском что-то споёт!
Музыкант улыбнулся, и забренчал, напевая:
— Мать моя, Мари-ия… По полю ходи-ила…
Свечи разноси-ила — у Бога проси-ила…
Боже, наш, Бо-оже! Уроди нам ро-оже…
Степан одобрительно кивнул головой.
Друзья допивали вино. Комната, спустя время, окрасилась в алый цвет — из окна падали уже последние лучи заходящего солнца.
Кудрявый певец тянул, подыгрывая струнами:
— А-апо ксэно то-опо –
Кя ап аларйино-о-о!
Ирф эна корици-и фо-ос му, дэкаохто хроно-о,
Ирф эна корици-и фо-ос му, дэкаохто хроно-о…