…
Выброшенные на берег мореходы пытались обустроить ночлег. Поставили палатку из древесных прутьев и кожаного покрывала. Вытащили из трюма повалившегося на бок корабля бочки со съестными припасами. Разожгли костёр.
Град уже скоро закончился. Рассеялся туман. Немного посветлело, бледное заполярное солнышко иногда выглядывало из-за серых облаков. Хотя было ночное время, солнце не садилось. Товарищи немного поспали, и подкрепились у костра.
К утру Степан, Фёдор и трое поморов из Архангельска, вытащили карбас30 с корабля.
— Мы поплывём вдоль берега, искать Никитин коч, а вы оставайтесь здесь, и ждите! — сказал Степан Ивану с Софроном.
Пятеро сели в лодку, и отправились на поиски. Карбас скрылся за тёмной скалой вдававшегося в море мыса.
…
Было светло. Друзья сидели у костра, и поджаривали сырую рыбку на длинных палочках. Вдалеке, где валялся брошенный кораблик, еле слышно шумели беспокойные волны студёного моря.
— Мы не знаем, Ваня, даже того, где сейчас находимся! — печалился Софрон. — Знатцы-то все наши — звероловы-то, и мореплаватели — все на другом корабле!
— Не волнуйся, друг! — Иван спокойно улыбался, покручивая прутик с кусками рыбы над огнём костерка. — С Божьей помощью всё разрешится! Встретим мы Никиту, и товарищей.
— Какой ты уверенный стал в последнее время! — ехидно воскликнул молодой купец. — А то когда я тебя в Ярославле с собой позвал — был бледнее смерти!
— Я тогда всё о Софье кручинился! Хотел вот рассказать… Летом, приехала она ко мне с отцом, из Литвы. Она постарше меня на три года, а ещё знания обширные имела. Привезла с собою книжек и азбуковников. В книжках тех были вирши и повести заморские, и хроники латинские. Стала меня обучать грамоте, и языкам иноземным!
— Откуда ж такие бабы берутся…
— Спустя месяц, послал я к ней людей с письмом. В том письме пригласил её ночью на пристани встретиться. Она пришла. Сели мы в лодочку, и поплыли по реке, на звёзды поглядывая. Я счастлив был, и она улыбалась… Потом Софья уехала из Ярославля. Прежде того говорила, письмо мне напишет. Но так и не написала. Когда, зимою, узнал я, что она приехала — то пригласил её снова на пристань. И там, она сказала, что уже и позабыла обо мне, и не любит.
— И что же? Надобно было так горевать?
— Может и не надобно было. И всё ж, грехов превеликое множество в душе моей таится, — вздохнул Иван. — Теперь вот, прельстился Ульяною… всё о ней думаю.
…
— Пойду я, прогуляюсь по бережку, Софрон. Скоро ворочусь.
— Давай.
Молодой купец сидел у костра, кутаясь в тёплую меховую накидку. Оставшись один, он глядел вдаль, на море. Вдали — только серая водная гладь, сходящаяся с серо-голубоватым небом. И что-то острое ещё чернело среди волн.
Софрон пошарил в своей сумке, и вынул подзорную трубу. Глянув туда, он с удивлением подумал: «Корабль?».
…
Иван брёл вдоль галечной отмели, по берегу. Дул холодный ветер. В голове молодца было много разных мыслей — приятных и не очень. Вокруг него — раскинулась голая серо-зеленоватая тундра. Кое-где лежали валуны. Иной раз, встречалась тоненькая низкорослая берёзка, кой-какие деревца стелились по земле.
Справа, вдалеке, показался холм. Оттуда что-то причудливо торчало. Иван направился к холму.
На его верху стояли длинные и толстые деревянные столбы — резные истуканы. По земле были разбросаны косточки. Иван подошёл к здоровой юрте, заострённой и вытянутой кверху. Она была обёрнута рваной, хлопавшей на ветру, бледно-коричневой мохнатой шкурой какого-то зверя.
Внутри было слегка темно, свет падал через дыры. Чернело пепелище очага. Валялись вытянутые черепа, на вид — оленьи. Иван настороженно оглядел пустое жилище, и вышел наружу через другой край.
Он подошёл к истуканам. Столбы были высокие. С их вершин, на него смотрели грубо высеченные хари. Их рты были вымазаны кровью. Иван вдруг заметил, что один столбец был поменьше, и заострён обломанным концом наверху. На столбце были вырезаны какие-то значки — человечки. Вместо голов у них — морды собак. И рыбы — но с длинными руками. Молодец наступил сапогом на что-то твёрдое. Подняв это, он увидал — это был православный крест, сидевший на отломанной верхушке столба. На нём была выскоблена угловатая надпись:
«Ванька молодший».
Иван с тревогой положил крест на землю. Неподалёку, раздался шорох. Ветер подул так сильно, что покатились камешки и косточки. Он принёс с собой протяжный вой — завывали то ли волки, то ли псы. Молодец поспешно покинул холм с истуканами, и заторопился к Софрону.