В здание вошёл Иван. Он знал о приезде опытного охотника и толмача. Дружина стоял у стены. Молодец подошёл к нему, чтобы выведать всё самое интересное. Они разговорились.
— Я иду в поход с артелью, к Верховскому зимовью, — говорил молодец.
— Ты когда-нибудь ходил на промысел?
— Ни разу.
— Что ж, — Дружина прищурил маленькие глазки. — Тебе придётся долго там проторчать, много месяцев. И не жаловаться, а все дела нужные делать на пользу артели. Готов к этому?
— Готов, — сказал со вздохом Иван, и воскликнул. — Я хочу увидеть самоедов! Расскажи мне о них, Дружина!
— Пойдём подышим! — с улыбкой ответил промышленник.
Они вышли из тёплой и шумной корчмы. На заметаемую снегом, промёрзшую улочку.
…
Пока они брели, Дружина поведал о том, что сам был рождён в чуме. Его отец был печорским промышленником, а мать — самоедкой. С малых лет Дружина слышал речь самоедов. Однажды, к берегу могучей Печоры причалила ладья. Отец, со своей ватагой, забрал сына — и уплыл с ним в село. Там ребёнка крестили, и воспитали по русскому обычаю.
Тем временем, товарищи поднялись на пригорок. С него открылся вид на чёрную речную гладь. Далеко, на другом берегу реки, среди снега росли невысокие серые лиственницы, и тёмненькие ёлочки. Над горизонтом, сквозь вьюгу светилось крохотное солнышко. Дружина с Иваном смотрели на юг. Где-то там, за тысячи вёрст от Мангазеи, казаки упрямо хлестали топорами, вырубая крепкие остроги — чтоб привести всю землю к востоку от Урала под высокую царскую руку.
— Они живут большими семьями. У них нет князей или каких-нибудь мурз, — говорил промышленник. — А есть опытный и уважаемый человек — глава всему роду. Самоед во всю жизнь живёт с оленями, кочует с ними по разным стоянкам и охотничьим местечкам. И ест мясо оленье сырое, и кровь оленью пьёт.
— Говорят, не знают они Бога?
— Не знают. Живёт у нас один крещёный, толмач Матвейка. Я ещё с самоедами знаком, которые хотели бы в нашу веру обратиться. Бывают же они в нашем городе — и про Спасителя слыхали. Но не считая таковых, о ком я сказал — веруют в духов. Духов этих очень много. Они и под землёю живут, и на земле живут, и на небесах… У неба есть хозяин, у земли — хозяйка. А под землёю сидит родич хозяина ихнего — диавол!
— Им бы надобно о Господе нашем больше рассказать! То, о чём ты говоришь, походит и на нашу веру. Только в их вере, окромя Творца — всякие бесы!
— Самоеды думают, что бесы эти помогут, если их о том попросить. А чтобы попросить — для этой цели кудесник нужен! Кудесник с духами говорить научен…
— Слушай, Дружина! — взволнованно прервал Иван. — Не златая ли баба эта хозяйка земли?
Промышленник призадумался, и ответил:
— Я слышал нечто подобное. Мне ведомо, что у остяков такая баба в почёте.
— А что за остяки?
— Думаешь, я обо всём на свете знаю? Живут где-то далеко, вот и всё.
…
Софрон вошёл в просторную горницу. Хозяин стоял перед иконами, шепча молитву и крестясь. Когда закончил, повернулся к вошедшему. Его лицо было болезненно высушенным. Глаза — красными. Прокашлявшись, он спросил:
— Пришёл за товаром?
— За товаром. Ты б его показал хоть!
— Я тебе прежде скажу — злое это дело, нечистое! Продаю… так как недолго мне осталось по землице бродить.
Хозяин подошёл к лавке. На ней было что-то, укрытое толстым одеялом. Продавец стянул одеяло, и бросил в сторону. Молодой купец раскрыл глаза от изумления: «Ничего себе!». Перед ним сверкала огромная золотая статуэтка — толстая женщина с младенцем. Казалось, сияние золота осветило лицо Софрона, и всю горницу.
— Я купил этого болванчика три седмицы назад у людей, пришедших с верховьев реки, они достали его в какой-то пещере. Этот бесовской шайтан мне проклятье принёс! — хозяин дома мучительно закашлял, отплёвываясь кровью. Отдышавшись, он отчаянно вскрикнул. — Я помру скоро, Господи!
Продавец нахмурился, и вздохнул:
— А ты помни — может и тебя сгубит! Все деньги, какие заплатишь, я церкви отдам на помин моей грешной души!
Хозяин стал креститься. Заворожённый златом, молодой купец всё разглядывал сверкающую штуковину. Он сочувственно воскликнул:
— Тяжко мне твой недуг видеть, сударь! Буду молиться за тебя. И за себя… чтоб не быть мне проклятым. И всё ж, возьму у тебя эту бабу. Серебро при мне!
…
В метели заливисто гавкали остроухие лайки, привязанные к саням — первым из длинной вереницы. На нартах были сложены мешки с едой и походным снаряжением. Промышленники неторопливо подходили к обозу. Они усаживались в сани, по два человека. Среди отправлявшихся в путь были Никита Зверь, Иван, Степан и Фёдор. Собаки побежали — упряжка тронулась. Позади, стал уменьшаться, уплывая вдаль, заснеженный городок на холме.