Купец открыл глаза. Он был под одеялом. Высунувшись, он возрадовался — горело пламя, рядом спали товарищи. Всё было на своих местах.
…
Был день. По стволу дерева полз вверх бурый зверёк — почуял запах приманки. Прыгнув на дощечку, юркий соболь устремился к цели. Вдруг, на него обрушилось толстое брёвнышко — и прибило.
Прошло много времени. Летели снежинки. Раздавленный зверёк болтался в ветру. Издали послышался скрип шагов. Подошёл промышленник — и вынул соболя из ловушки.
Все приехали уже в зимовье, занялись промыслом. Верховское зимовье было — несколько изб среди тайги. Между избами, один человек сидел и остриём вычищал собольи шкурки от потрохов. Другой у костра крутил, поджаривая, кусочки дичи на палочке. У огня сидели Иван со Степаном, купец тихо говорил:
— Я видел во сне льва, он как и тогда меня загрызть захотел! А потом чернец повстречался, который со мною плыл в Дербент. Призывал меня в грехах раскаяться.
— Знаешь, — молодец задумался, а потом сказал. — Может быть… лев этот — гордыня твоя? От гордыни ведь всё зло в человеке. А чернец — совесть души твоей, и смирение пред Богом. Я тебе поведаю один случай! Читал я в хронике… очень давно, жил на свете Ираклий, царь греческий. Одолел Ираклий персидского царя Хозроя — и забрал у нечестивца животворящий крест Господень, который персияне прежде из Иерусалима умыкнули. После победы, возвратился греческий царь во Иерусалим с крестом, и видит — над вратами ангел порхает! И сказал ангел Ираклию: «Этими вратами небесный Царь со смирением на добровольную гибель шёл, и нёс этот крест! А ты с гордынею войти хочешь?!». И спустился царь с коня — венец царский снял, снял сапоги, одна рубаха на нём осталась. Потащил Ираклий тяжкий крест на гору, со слезами! И поставил его на горе, на прежнее место.
Степан задумчиво глядел в огонь.
…
Однажды, Иван отошёл от зимовья очень далеко. Пока ходил, уже стемнело. Он всё бродил по ночной тайге, высматривая хижины. Но их нигде не было. Молодец в страхе молился о том, чтоб отыскать товарищей.
Он вышел на опушку. Под звёздным небосводом, среди снега стояло несколько огромных чумов с торчащими вверху, из-под оленьих шкур, острыми концами жердей. Верхушки юрт ярко светились. Из них струился дымок. Самоеды.
Иван приблизился к палатке, поднял покров. Он зашёл. Посредине горело пламя. Рассевшиеся возле очага взрослые и детишки с удивлением уставились на светлобородого незнакомца. Напротив молодца, в другом конце чума, стоял кудесник — всё его платье было обвешано блестящими подвесками и брелочками, на рукавах трепались разноцветные лоскутки.
— Помогите мне! — отчаянно воскликнул Иван.
Кудесник что-то громко крикнул гостю. Он засуетился, поднял с земли большую берестяную чашу и протянул её молодцу. Чаша была доверху наполнена тёмно-красно кровью.
— Нет уж, не буду я это бесовское зелье пить! — вскричал Иван.
Самоедский колдун страшно разозлился. Вдруг, завыла вьюга — сбоку посыпался снег. Огонь потух — палатка исчезла! Вместо кудесника стоял мужик с головой собаки. Пёсья морда залаяла, существо кинулось к молодцу. Иван побежал прочь — понёсся в лес. Бежал он по лесу ещё очень-очень долго…
Настало утро. Заснеженная тайга была залита мягким дневным светом. Беглец окончательно выбился из сил. От бессилья согнувшись, он схватился за дерево и начал жадно вдыхать холодный зимний воздух. Отдышавшись, он очумело потащился вперёд, не ведая — что происходит. Откуда-то раздался знакомый голос: «Ваня! Иди сюда!». Молодец поднял взор, и заметил — меж деревьями была тропа.
Иван пошёл по тропе. Дойдя до конца, он увидел фигуру. От неё лился свет — стало, вдруг, так светло, что пришлось защурить очи. Изумлённый молодец осторожно приблизился к этому сияющему созданию. Показалось светлое лицо, раздался спокойный возглас: «Подойди! Теперь уже всё будет хорошо».
За ярким силуэтом раскрылись громадные белоснежные крылья. Ангел протянул Ивану руку. Иван протянул ему свою, и взял его ладонь.
…
К городу подъезжала санная вереница с собаками. Она въехала внутрь. Упряжка пронеслась по широкой улице между домами.
На заднем дворе стояли нагруженные нарты, укрытые меховым одеялом. Здесь были все товарищи — кроме одного. Степан стянул одеяло. На санях неподвижно лежал Иван в серой шубе. Лицо у него было бледно-синеватое. Его глаза были закрыты. Молодой купец встал на колени возле умолкшего навечно друга, медленно положил голову ему на грудь. И зарыдал.
— Нашли со стрелой — видимо, самоеды, — хмуро воскликнул Степан.
На боку у юноши алело кровавое пятно, Софрон робко опустил туда ладонь. Из-под шубы выпало гремящее ожерелье с бирюзовыми бусинами и большой костяной фигуркой.