[35] Бечевник — сухопутная дорога вдоль берега
[36] Артель — добровольное объединение промысловиков
[37] Мягкая рухлядь — это пушнина
[38] Одекуй — стеклянные бусы, бисер
Глава 6. В объятьях тундры
Верхушка воротной башенки покрывалась огнём. Самоед Матвейка яростно вскрикнул и ударил Софрона по голове, грубо толкнул его в спину — и тот полетел за край.
— Ты что творишь?! — закричал Дружина.
— Он ограбил священный утёс! — рявкнул толмач и вынул нож.
— Какой к чёрту утёс?! Ты Христа что ль позабыл!
Промышленник резко размахнулся и врезал мужичку в лицо. Толмач рухнул вниз, и грохнулся возле троих лазутчиков у подножия башни. Дружина шагнул к краю и воскликнул: «Софрон!». Молодец висел, держась за брёвнышко. Бывалый охотник простёр ему руку, и подтянул товарища к себе. Они поспешили к лестнице, чтобы спуститься.
Тем временем, внизу, отворились ворота. В воротах стояли несколько промышленников с ружьями. По самоедам открыли огонь — лазутчики были перебиты.
Навершие башни подгорело и отчасти обрушилось, но дальше него, к счастью, пожар не распространился.
…
Дружина и Софрон стояли в избе, и смотрели на сверкающую золотую бабу, глядевшую на них из угла комнаты.
— Да уж! — дивился промышленник. — Ничего почти не знаю об этой бабе. Только слухи!
— И всё же?
— Это болван, у остяков почитаемый. Остяки живут в тайге — далеко-далеко к югу… Откуда он у тебя?
— Купил у одного человека, а тот купил у людей, которые нашли эту бабу в какой-то пещере, в верховьях реки!
— Вот как! Видать, из-за неё самоядь под нашими стенами стоит. Столько чумов я никогда не видал!
— Что ж делать?! — отчаянно спрашивал Софрон. — И это всё, и гибель моего друга — за грех, за жадность мою наказание! Или проклятье, иль и то, и другое!
— Упаси, Боже! — Дружина перекрестился. — Не предавай нашего города в руки поганых! Ведь… есть у меня мысль! О том, как с самоядью-то справиться. Толмач наш, Матвейка, был из рода сильнейшего и самого большого, называемого Мунгази. От этого рода и вся земля здешняя зовётся Мангазеей. Эти живут в лесу, и, обычно, далеко не кочуют. Они к нам, видимо, и пожаловали. Я с ними дел никаких не имею. Но есть у меня приятели среди самоедов из рода Аседа! Два месяца назад они у нас были. А после, ушли к западу.
…
Защитники города ходили по стене. Каждый держал в руках ружьё. Подойдя к частоколу, один взглянул вдаль. На просторной заснеженной отмели, возле реки, разлилось зарево — пылали лежавшие на берегу корабли, на которых промышленники ещё летом приплыли в Мангазею. Просвистели острые стрелы. Стражи тут же пригнулись, и попрятались за кольями. Загрохотали выстрелы пищалей, защитники стреляли из укрытия.
На рыночной площади собралось много народу. Везде бородатые промышленники. Собрались — решить вопрос о том, как спасти свои жизни.
— Уже всюду нас обступили поганые! — громко восклицал один, забравшийся повыше. — Сожгли наши кочи! Уж многих наших, кто не успел вернуться, перебили — выйти боимся за ворота! Никто, кроме Бога и святых Его нам не поможет! Мы не служилые люди, и запасу оружейного у нас мало!
Среди шума толпы звучал грозный крик Никиты Зверя: «Расправиться с предателями надо! Злодей Дружина убил толмача Матвейку, потому что тот знал о его дружбе с погаными!». Другая часть толпы отвечала гневными воплями.
В стороне стояли Степан и Фёдор, и что-то с тяжестью в лице обсуждали. Дружина тихо сказал молодому купцу:
— Мне придётся быстрей отсюда уехать. Вот что я скажу… Всё, что мы имеем — можно объединить. Поехали на запад, в сторону Обдорска! Ты со мной?
— С тобой. Но как мы выберемся из города?
— Я знаю способ.
…
Среди ночной тундры, заметаемой снегом, вдруг раздался шорох. Из-под снега поднялась большая деревянная крышка. Двое в серых малицах вылезли из вскрывшейся дыры.
Они направились в сторону чумов. В чумах безмятежно дремали самоеды. Имевшие такой же облик, как у них, Софрон и Дружина тихо приблизились к длинной нарте. Впрягли в неё оленей — и унеслись прочь. Когда один из самоедов заметил это, и поднял шум, было уже поздно.
…
На следующий день, как было решено на всеобщем сходе — снарядили вылазку во вражеский стан. Несколько десятков отважных мангазейцев с пищалями и саблями вышли за ворота. Отряд двинулся прямиком к стойбищу самоедов.
Когда достигли чумов, началась битва. Стрелки раскатистыми залпами прикрывали товарищей, летевших на врага с клинками. Оленеводы с яростными воплями пускали в русских свои стрелы, но были жестоко избиваемы их острыми саблями. Взвизгивая, туда-сюда бегали олени. Кто-то решил поджечь чумы, вспыхнуло пламя. Чум загорелся.