— А-а, я и гляжу, знакомое у тебя лицо, похож на отца своего! — сказал вдруг, улыбнувшись, толстенький мужичок, который сидел с другой стороны, напротив Фёдора. — Ты, стало быть, Андрей?
— Нет, сударь, — молодой купец, учтиво приложив руку к сердцу, вновь поклонился, — я Софрон, из сыновей Савельевых младший, Андрей — это братец мой. Я прислан, чтоб с Михаилом Ивановым переговорить.
— Что-ж, уводи коня и садись к нам, Софрон! — отвечал мужичок. Он встал с пенька и поклонился гостю. Ростом был небольшой, на нём был яркий красный кафтан. Лицо его было круглое, с маленькими серыми глазками, и с длинной бурой бородой. Он сказал Софрону:
— Я Михаил, сын Иванов! Мы давеча с твоим отцом решили посотрудничать. Я его-то, честно говоря, и ждал. Ну, раз уж ты к нам пожаловал, то и славно!
Рыжебородый в халате воскликнул:
— Рад знакомству! Я Степан Артемьев, — он кивнул Софрону, и принялся вертеть нож вокруг пальца.
— Ну чего, — задумчиво сказал Фёдор, и взглянул на молодого купца, — идём, коня твоего привяжем, Софрон!
Степан вновь обратился вправо, и наклонился в сторону Михаила:
— Можешь верить, а можешь и не верить! Помнишь — я тебе вот что говорил. Мой дед был непростой человек! При Василии Ивановиче…
Фёдор поднялся со своего пня и подошёл к Софрону. Тот заметил, что у сына боярского возле левого глаза имелся длинный рубец, давно уже заживший. Фёдор взял узду лошадки и сказал: «Пошли за мной!». Вместе с лошадью они направились к большому сараю.
…
За сараем лежали горки поленьев. Сын боярский повертел головою, осмотрев кучу сырых еловых деревяшек, слегка припорошенных снегом. Стряхнув снег, он ухватил и поднял один большой кусок. И направился обратно, к разговаривающим на дворе, Софрон пошёл следом. Фёдор нёс в руках бревно. Слегка улыбнувшись, он сказал Софрону:
— Уж прости, дорогой гость, за таковой приём скромный. Ни стола накрытого, ни вина доброго!
— Да, славно бы сейчас поесть, — заметил молодой купец, идя вслед за Фёдором и топая по водянистой грязи, — да и выпить чего-нибудь, тоже бы неплохо…
— Всё впереди, братец! — весело ответил Фёдор. — Сейчас мы пойдём с этого вшивого двора в кабак!
Софрон раскрыл глаза и удивлённо спросил:
— Как же я к вечеру тогда домой ворочусь? Да ведь, я ж сюда по делу отцом послан, обговорить торговлю с Михаилом Ивановым!
— А что, разве это не общее наше дело? — возразил Фёдор. Они приблизились к сидящим на пеньках. — Сейчас тут свежим воздухом подышим… А после того и потолкуем обо всём важном. С вином наша затея да знакомство всяко лучше сладится!
Софрон сильней изумился. Почесав бороду, он покачал головой. Сын боярский поставил толстое полено возле берёзового пня, напротив Степана:
— Садись! — сказал Фёдор.
Софрон уселся, сняв с себя шубу.
…
— Я тебе, Софрон, расскажу всё сначала! — глаза Степана горели беспокойным огнём. Сидевшие по обе стороны Михаил с Фёдором устроились поудобнее на своих пеньках. — Когда я был маленьким, мой дед мне рассказывал, что однажды, великий государь Василий Иванович отправил его вместе с посольством из виднейших людей, из бояр и архиереев, в город Рим!
— Для чего туда надобно было людей посылать? — поинтересовался Фёдор. Он наклонился вперёд, расставив ноги.
— Чтоб веру латинскую соединить с православною! — ответил Степан. — Ну, так он мне говорил, как я помню… Там они встретили ихнего папу, который над всей латинскою церковью главный. Убеждали наши святители латинян об вопросах вероучительных. Но ничего не вышло! Хуже того — предлагал папа боярам принять веру латинскую, и жить в Риме. Сулил землю дивную, с садами райскими! Кое-кто из них согласился, да там и остался!
— А что твой дед? — спросил Софрон.
— А что он… Рим — великий и огромный город! Там что ни дом, то палаты14 каменные — высокие, пёстрые и цветастые, как платья девиц на праздниках! Повсюду фигуры стоят людей — мужчины и женщины… из белого камня, будто живые. А ещё, горожане на листках бумажных и на полотнах — всё пишут, и чертят, и рисуют, и картинки печатают всякие. Да… — Степан немного нахмурился и опустил голову. Он на миг прекратил вертеть нож, но затем поднял взгляд и продолжил. — Мой дед сказал латинянам, что веры не сменит. Что там, где русская земля — там и его дом. Но мне завещал, чтоб я письмо учил усердно, чтобы знал не только наше письмо, но и латинское. И что мир, созданный Богом — огромный размер имеет, и мы не ведаем, где он кончается! На западе толкуют, что уже обошли его. Хотя по-прежнему свои корабли за море посылают — и всё новые края отыскивают. Свет велик! Надобно, говорил он мне, не только для прибыли, но и для души — попасть в каждый его уголок. Эх… с грамотой у меня не шибко сладилось. А вот другой завет его я исполнил!