Подозреваю, что Вера, сдержанная женщина с изможденным лицом, была главным «мотором» светской жизни семьи. Говорят, что в «Белом с золотом» зале пел Шаляпин, а Прокофьев играл на рояле. Нестеров описывает рождественский вечер в этом доме в 1912 году. На нем присутствовало более 300 гостей, среди которых были аристократы и купцы. Двум маленьким детям Нестерова подарили прямо с елки подарки стоимостью сто рублей каждый. За этим следовал «спектакль», который давал какой-то видный актер из МХАТа и в котором участвовали представители московской золотой молодежи во главе с сыном Павла, Иваном, которого Вера мрачно называла «нашим единственным». Хотя веселье продолжалось допоздна, Нестеров и его жена не смогли отговориться от обеда, который за этим последовал. Столы были уставлены элегантными сервизами и цветами. Им удалось уйти только в четыре часа утра, причем хозяин дома отправил их домой в новомодном автомобиле.
Роберт Брюс Локкарт в своих «Мемуарах британского агента» примерно так же описывает стиль приемов, которые устраивала семья Харитоненко. В январе 1912 года, в качестве только что назначенного вице-консула в Москве, он сопровождал английскую парламентскую делегацию на прием к ним. Делегацию численностью в восемьдесят человек, возглавлял спикер; в нее входили четыре епископа и пресловутый адмирал сэр Чарльз Бересфорд. Ко времени прибытия делегации из Санкт-Петербурга в Москву, численность ее уменьшилась из-за пережитого ее членами испытания гостеприимством. Харитоненко пригласили всю Москву встретиться с делегатами. Несмотря на зимнее время, дом был завален цветами; в каждой комнате играли оркестры, а главная лестница была запружена гостями, с трудом прокладывавшими себе дорогу, так же, как это происходило и спустя 80 лет. За бесконечными бокалами с вином и закусками следовали обед, танцы, а рано поутру поездка на тройке в знаменитый (а у кого-то, может быть, пользующийся дурной славой) ресторан с цыганами «Стрельня» на окраине города.
Соседом Брюса Локкарта за обедом был капитан III ранга Каховский, русский офицер, исполнявший роль адъютанта при Бересфорде. На следующее утро Локкарт узнал, что молодой человек застрелился возле телефона, узнав из Санкт-Петербурга, что от него ушла любовница. Несколько поколений британских дипломатов считало, что трагедия, скорее всего, произошла в разгар праздника в доме Харитоненко, хотя это не подтверждается какими-либо свидетельствами или законами вероятности[4].
Ученые решительно расходятся в вопросе о том, насколько экономика России успела продвинуться к 1914 году, и наблюдались ли в стране действительно такие социальные и политические перемены, которые привели бы ее к процветанию и либеральной демократии.
Представители одной школы утверждают, что если как следует посмотреть на статистику, то она показывает, что русская экономика росла, по крайней мере, на протяжении последних тридцати лет до Первой мировой войны. Причем, темпами, сравнимыми с темпами Западной Европы, а то и превосходящими их. Тогда нарождался настоящий капиталистический класс, все более проникавшийся убеждением, что его успех может быть наилучшим образом обеспечен соблюдением норм профессионализма и честности, принятых на Западе. Что экономика России стала частью мировой экономики, и иностранцы готовы были делать весьма значительные капиталовложения в Россию, а ее акции имели хождение не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и в Лондоне, Париже, Амстердаме. Даже сельское хозяйство, считают они, давало хорошие показатели, хотя крупный экспорт зерна чередовался время от времени с периодами опустошающего голода. Русские ученые внесли большой вклад в науку и получили в те годы две Нобелевских премии, военные технологи произвели первый в истории четырехмоторный бомбардировщик «Илья Муромец»[5]. И если бы не политическая смута, заявляют эти ученые, то вполне возможно, что к концу XX века Россия стала бы мировой экономической державой, способной обеспечить своим гражданам такой же уровень жизни, как и в Западной Европе. При этом оптимисты полагают, что на протяжении десяти лет после революции 1905 года даже политическая жизнь в России входила в нормальное русло.
4
Инцидент с самоубийством морского офицера описан
5
Прототип «Ильи Муромца» совершил свой первый полет в 1913 году, всего четыре года спустя после того, как Блерио проделал свой опасный перелет через Ла-Манш. Он был сконструирован 23-летним инженером Иваном Сикорским, который впоследствии прославился как конструктор вертолетов. «Илья Муромец» был немного меньше по размеру бомбардировщика английских ВВС «Ланкастер» и имел экипаж, состоявший, по меньшей мере, из четырех человек. Он успешно действовал на Восточном фронте на протяжении всей первой мировой войны; в результате действий противника было потеряно только два самолета этого типа. В замечательном Музее истории русской авиации в Монино, под Москвой, имеется копия «Ильи Муромца» в натуральную величину. См.: