Баку — чарующий древний город. В центре находятся средневековый форт, старый дворец, древние турецкие бани, мечети и старые дома. Вдоль одной стороны старого города расположены особняки, построенные Нобелем, Гульбенкяном и другими нефтяными магнатами в конце XIX века. Когда мы впервые приехали туда в апреле 1991 года, все это находилось в плачевном состоянии разорения, присущего последним годам советского режима. В одном отношении Баку находится в невыгодном положении. Он построен на откосе, напротив которого тянется плоское морское побережье, заставленное насосами, выкачивающими нефть. Попутный газ не удаляется, а просто поступает в атмосферу, так что запах стоит такой, что кажется — зажги кто-нибудь неосторожно спичку, и все взлетит на воздух. Тем не менее, появились первые признаки национальной реставрации. В старых караван-сараях были устроены маленькие уютные ресторанчики. Над городом уже не господствовали коммунистические символы. Их заменил новый флаг Азербайджана: синяя, красная и зеленая горизонтальные полосы со звездой и полумесяцем в центре. Большая часть вывесок все еще имела надписи кириллицей. Но то тут, то там в употребление входила тюркская версия латинского алфавита, как символ новой ориентации страны.
Президент Муталибов, поставленный на этот пост русскими после резни в январе 1990 года, оказался красивым человеком могучего телосложения. Он говорил тихо (порой его было почти не слышно), оснащая свою речь неуверенными апелляциями к исламу. Его честолюбивой целью было связать Азербайджан через Турцию с Европой. Он критиковал Горбачева за то, что тот не поставил армян на место, когда начались беспорядки в Нагорном Карабахе. Горбачев, мол, говорит банальные слова о ленинской политике дружбы между народами. Но Ленин в наше время устарел, и с ним считаться не приходится. До сих пор Азербайджан обладал лишь «марионеточной независимостью». Это положение надо менять.
Премьер-министр Гасан Гасанов был его противоположностью: шумный человек, очень простой, в очках. Он говорил очень быстро, касаясь лишь самых что ни на есть общих мест: это был официальный говорун, предпочитавший выкрикивать что попало, но только не связывать себя какими-либо конкретными предложениями. Он считал, что Азербайджан может стать Абу-Даби Каспия, если только русские уйдут с дороги. За обедом он не умолкал почти ни на минуту: любой человек, сыгравший сколько-нибудь значительную роль в истории Европы или Среднего Востока, был на самом деле турком; никакой опасности исламского фундаментализма не существует; исламские страны более нравственны, чем западные, так как полигамия уменьшает угрозу внебрачных связей. Его жена, удивительно «блондинистая» для азербайджанки, скучала и молчала. Мне было трудно решить, серьезный ли он человек. Однако доказанная им способность оставаться в том или ином руководящем кресле, несмотря на последующие смены режима, показала, что он обладает незаурядной политической ловкостью.
В мае 1991 года мы с нашими друзьями, Сашей и Мариной Чудаковыми, приехали в Кабардино-Балкарию, одну из пяти «автономных республик» Северного Кавказа. Саша был членом советской Академии наук. На протяжении почти двадцати лет он проводил сложный эксперимент в глубине громадной искусственной пещеры, вырубленной в горном граните под сенью горы Эльбрус, высочайшего пика Европы. Целью эксперимента было улавливать и считать нейтрино (стабильные субатомные элементарные частицы, испускаемые Солнцем), проносившиеся через десятки сосудов с нефтью, снабженные фотоэлектронными элементами. Пока что у Саши было мало значительных результатов, как, впрочем, и у американцев, проводивших столь же грандиозный эксперимент на другом краю света.
В 1943 году балкарцы были депортированы в Центральную Азию вместе с чеченцами, ингушами и другими народами Северного Кавказа, которые, по мнению Сталина, были не вполне чистосердечны в своем сопротивлении немецкому вторжению. Тысячи из них умерли в поездах и во время пеших переходов. Наш друг Анатолий Приставкин описал все это в своем полуавтобиографическом романе «Ночевала тучка золотая». Подруге Марины, Джемилиат, жившей в долине, пришлось оставить весь свой скот и все имущество, когда явились солдаты. Она взяла с собой четверых маленьких детей и приобрела еще семерых в Центральной Азии. Когда она и другие вернулись в 1958 году домой, им пришлось практически восстанавливать все с нуля. Младшая дочь Джемилиат, Асиат, полненькая молодая женщина в красных сапогах и с ребенком на руках, недавно справила свадьбу по традиционному обряду. Молодой человек из соседней деревни похитил ее и увез в горы на мотоцикле — в прежние годы он бы увез ее на лошади. Ее семья отнеслась к происшедшему с полным одобрением: Асиат завела уже много знакомств с женатыми мужчинами деревни. Младший сын Джемилиат, Хазир, был совсем другим. Несмотря на перестройку, в долине все еще не было проведено настоящих выборов. «Всем, — с пылом воскликнул он, — управляют из Москвы, и точно таким же образом, как прежде». Ему это надоело.