В Советском Союзе один план сменялся другим, соперничающим с прежним, и ни один не был принят. В конце июля 1990 года Абалкин сказал мне, что правительство работает над еще одним планом реформы. В сентябре на рассмотрение советского парламента будет предложен пакет законов. Они создадут нужный механизм для осуществления банковской, налоговой и валютной политики, приватизации крупных предприятий и ликвидации министерских империй. Они вступят в силу 1 января 1991 года и будут сопровождаться ростом цен. Абалкин приветствовал полезные заявления, сделанные Европейским сообществом и Большой семеркой на их недавних встречах в верхах в Дублине и Хьюстоне. Краткосрочные кредиты для приобретения потребительских товаров будут политически очень кстати. И неожиданно в нехарактерном для него эмоциональном порыве заявил, что Западу не следует обращаться с Советским Союзом так, как если бы это была всего лишь одна из восточноевропейских стран или — еще того хуже — стран третьего мира. «Помощь» можно оказывать Венгрии. А Советский Союз был и останется великой державой. Политические и экономические условия неприемлемы. Горбачеву не требуется Запад, чтобы доказывать ему насущную необходимость рыночной реформы, он будет двигаться вперед независимо от того, будет ли Запад его поддерживать, или нет.
В течение всего лета состязавшиеся между собой группы экономистов трудились над своими планами. Хотя Абалкин уже работал в этой области, Горбачев договорился в июле с Ельциным, что Шаталин, Петраков, Явлинский и другие должны разработать совместные предложения. Они выдвинули программу радикального (хотя и несколько фантастического с точки зрения сроков и методов) излечения советской экономической системы «500 дней». Премьер-министр Рыжков противопоставил ей свой собственный план. По каким-то личным политическим причинам Ельцин поддержал Шаталина. Так же вначале поступил и Горбачев. Однако, столкнувшись с противодействием своего консервативного премьер-министра и склонный всегда искать «золотую середину», промежуточную позицию даже там, где таковой быть не могло, он поручил Аганбегяну создать некий компромиссный вариант между планами Рыжкова и Шаталина — попытка «скрестить ежа и ужа», как саркастически заметил Ельцин. На уличных митингах Юрий Афанасьев и его сторонники требовали принятия плана Шаталина и отставки правительства Рыжкова.
К этому времени Ельцин начал использовать экономическую проблему как действенное оружие в его кампании, направленной на изоляцию Горбачева и лишение его всякого влияния любой ценой. В сентябре 1990 года он заявил Дугласу Херду, что предложенный Рыжковым план реформы не имеет будущего. Подобные предложения слишком часто выдвигались и слишком часто отвергались. Рыжкову придется уйти — и скоро, хотя Горбачев все еще пытается его защищать. Если он не будет осторожен, то и самого Горбачева спихнут. Если экономическая реформа не будет основываться на едином Центральном банке, единой валюте и единой денежной политике, Союз распадется. Ельцин подчеркивал, что он этого не хочет, однако, в тех случаях, когда это было ему удобно, всячески дистанцировался от существующих механизмов Союза. Большую часть союзных министерств, сказал он Херду, придется упразднить. Союз должен отвечать только за транспорт, КГБ, оборону и иностранные дела. Даже в этом контексте, с нажимом сказал он, обращаясь к Херду, который не реагировал на намек, Россия уже в состоянии подписывать самостоятельные договоры с иностранными государствами. На российской территории теперь все — сырье, большая часть советской оборонной промышленности, заводы, общественные здания, в том числе и «наш Кремль», как он выразился, — принадлежит России, а не Союзу. В тот вечер во время обеда Борис Федоров, ельцинский министр финансов, «лояльно» информировал нас, что Ельцин не читал план «500 дней», который с таким энтузиазмом поддерживал. В противоположность ему, Горбачев прочел каждое слово дважды.
Все это — теория. Практика была куда более сложной, многое оказывалось просто недостижимым. Одной из самых больших «черных дыр» в советской экономике было сельское хозяйство. На Западе Ельцина изображали как поборника частного фермерства, что составляло отрадный контраст Горбачеву, заядлому коллективисту. Кулик, российский министр сельского хозяйства, сообщил своему английскому коллеге Джону Гаммеру, что российское правительство предоставит каждому российскому гражданину право на владение частным земельным участком. Люди, работающие в настоящее время в больших хозяйствах, могут перейти на работу на личном участке, а часть тех десяти миллионов людей, которые переехали из деревни в город, почувствует желание вернуться обратно. Никаких ограничений на покупку и продажу земли не будет. Увы, все вроде бы правильно на словах. Если бы не назойливые детали.